До нее читать книг Анатолия Наумовича не приходилось, хоть и слышал о них. Но в 1978 году, когда «Тяжелый песок» стал печататься в журнале «Октябрь», всеми путями добывал его книгу, читал и перечитывал. Ибо написанное Рыбаковым так созвучно было с моей жизнью. Он писал о мужестве евреев, об их военной доблести. Впервые об этом было написано и напечатано. Значит, не запретна эта тема и можно дерзать в поисках таких евреев.

 

Импульс к таким поискам был получен еще в конце 40-х годов. В ту пору я был командиром взвода, занимавшегося разминированием. И служил в моем взводе Семен Минкин. Сема был маленький, отнюдь не богатырского сложения солдатик, картавый, носатый — типичный еврей в представлении антисемитов. После войны прошло всего несколько лет, и земля была буквально нашпигована минами, фугасами, неразорвавшимися снарядами и авиабомбами. Чем больше времени пролежала эта ржавая смерть в грунте, тем опаснее становилась. Мы несли потери, саперы погибали, становились калеками.

Было у нас такое неписаное правило: если попадался особо опасный фугас, мина замедленного действия или ловушка — «сюрприз», я вызывал добровольца, который решался первым подойти к этой страшной находке. И первым выходил, нет — выскакивал из строя Семен Минкин. Он знал, что я не откажу ему в сомнительной льготе — первому подвергнуться смертельному риску. А то ведь могут подумать: еврей-командир прячет от опасности еврея-солдата.

 

Но как-то раз я спросил Минкина: «Скажи, Сема, что ты ищешь смерть? Тебе жизнь надоела, что ли? Кого хочешь удивить? Разорвет ведь на куски или калекой останешься».

И он ответил: «Я не хочу, товарищ лейтенант, чтобы кто-то посмел сказать: смотрите, этот Минкин, этот еврей — трус жалкий. И вообще, мы, евреи, не трусы, мы смелые солдаты. Это про нас так думают многие, что мы слабаки трусливые. А я знаю: евреи всегда честно и храбро сражались, не хуже русских и других. Пусть меня лучше разорвет на куски, чем кто-нибудь посмеет сказать или подумать, что я трус, слабак».

 

И я запомнил на всю жизнь речь этого маленького солдата, у которого было такое мужественное сердце. Он напомнил мне об отце — офицере, который сражался доблестно и погиб в августе 41-го. И других известных мне евреев-воинов стал я вспоминать.

 

А времена те были глухие, страшные для евреев. Нас травили — космополиты безродные, врачи-убийцы, — к расправе призывая. Но командиром нашей дивизии был Герой Советского Союза гвардии генерал-майор Симон Давидович Кремер. А батальоном нашим инженерно-штурмовым командовал (и на фронте тоже) подполковник Аркадий Маркович Гольдин, бывший цирковой борец, на богатырской груди его с трудом помещались заслуженные на войне награды. И немало фронтовиков-евреев в частях нашей дивизии служили, и все мужчины моей семьи погибли в боях, да и сам я занимался делом не для робких…

 

Вот с тех пор стал собирать все, что удавалось найти, о героизме, о мужестве, о боевом мастерстве, о доблести сынов и дочерей моего народа. Трудное это было занятие. Нигде и никогда не встречались мне в книгах, в газетах, в кинофильмах упоминания о том, что воин, совершивший подвиг, — еврей, что доблестный генерал — еврей…

 

В 1978 году, когда прочел «Тяжелый песок», я был офицером высокого ранга и в силу служебного положения имел допуск к документам практически любой степени секретности, который, однако, не использовал для пополнения своей информации о евреях-фронтовиках. Именно книга Рыбакова стимулировала тогда мое стремление узнать об этом как можно больше и подтолкнула на этот шаг.

Поскольку в то время я уже намного превысил 25-летний срок военной службы, то ежегодный отпуск имел полуторамесячный. И до увольнения в запас частично использовал его для работы в архивах Вооруженных сил в Подольске и в Гатчине. Мой допуск давал возможность изучать любые материалы о боевой деятельности заметных военачальников-евреев, о подвигах евреев — Героев Советского Союза и даже получать их фотографии. Более того, я сумел эти материалы скопировать. Естественно, рисковал, очень рисковал, не помиловали бы за такого рода действия. Но — миловал Б-г.

 

После увольнения в запас я почти восемь лет служил в газетах и журналах Ташкента, приобрел неплохую практику журналистской работы. И в меру возможностей пополнял картотеку, собрав восемь папок материалов о советских евреях-воинах. Естественно и подумать не мог, что опубликую когда-нибудь эти сведения.

 

Между тем наступил 1991 год и Узбекистан превратился в кипящий котел националистических страстей. Погромы в Ферганской долине, резня турков-месхетинцев, демонстрации в Ташкенте, нарочитое бездействие властей — события все настойчивей поворачивали сознание к необходимости отъезда. Да и дочь из Америки прислала вызов. Страшновато было рвать десятилетиями обжитый стереотип существования, но здравый смысл призывал собирать чемоданы.

 

Тут и встал вопрос: что делась с материалами, которые я собирал почти 40 лет? Ведь в них данные о более чем ста Героях Советского Союза, о командирах полков, бригад, дивизий, корпусов, командующих войсками армий, о сотнях генералов. Как вывезти?

 

Знаете, я не раз замечал и тогда, и потом, что есть некая Высшая Сила — назовем ее так, — которая помогает мне в сборе данных о евреях-воинах. Проявилась она и в этом случае. Как-то в нашем военном городке поздоровался со мной незнакомый мужчина весьма солидной комплекции. Как оказалось, бывший командир взвода из моего батальона. Разговорились. Я не стал скрывать, что собираюсь в Америку. А он ухмыльнулся и сказал, что туда я, вернее, мои вещи, попадут через его контору. Оказалось, он служит на ташкентской таможне. Естественно, ящик с домашними вещами, на дне которого были сложены заветные папки, никто досматривать не стал, и они в сохранности прибыли в Нью-Йорк.

А в Нью-Йорке я уже вскоре стал печататься в единственной тогда русскоязычной газете Америки «Новое русское слово», заняв пустовавшую нишу военного обозревателя. Мои материалы выходили еженедельно и, судя по отзывам читателей, вызывали самый живой интерес. Привлекли они внимание и Анатолия Наумовича Рыбакова. В то время — а дело было весной 1992 года — он с женой Таней жил в профессорском кампусе Колумбийского университета и работал над завершающей трилогию книгой «Прах и пепел». Анатолий Наумович прошел Великую Отечественную от звонка до звонка, начав ее шофером-красноармейцем и завершив майором, начальником автослужбы стрелкового корпуса. А надо сказать, что был он писателем не легковесным, и ситуацию, о которой шла речь в его книгах, обвинить в неточности изложения даже мельчайших деталей невозможно. Все выверялось и проверялось дотошно.

 

Вот и при написании «Праха и пепла» понадобился Рыбакову военный специалист. А поскольку «Новое русское слово» он читал регулярно и мои материалы оценивал вполне положительно, то, узнав в редакции номер телефона, позвонил. Предложил встретиться и пригласил к себе. Надо ли говорить, что я согласился с радостью.

 

Квартира Рыбаковых в кампусе была небольшой, но вполне функциональной и работать над книгой позволяла обоим, потому что в этом не последняя роль принадлежала жене его, Тане. Анатолий Наумович называл ее «мой первый редактор и главный критик». Таня в Союзе редактировала журнал «Кругозор». Именно этим она занималась и в творческом союзе с Рыбаковым: он писал от руки текст, Таня набирала на компьютере и на полях рукописи делала замечания по существу.

Мое мнение выслушивалось внимательно, но отнюдь не становилось истиной в последней инстанции. Меня поражала доступность Анатолия Наумовича, отсутствие даже следов апломба, простота в общении. Ведь писатель-то известнейший — «Водители», «Екатерина Воронина», «Тяжелый песок», «Дети Арбата», «Страх», многие книги переведены на десятки языков, есть экранизации, лауреат Сталинской и Государственной премий, президент и почетный председатель российского ПЕН-клуба.

Нередко Таня оставляла меня обедать, за едой беседовали, и как-то я рассказал о папках, которые вывез из Союза. Это так заинтересовало Рыбакова, что он захотел увидеть их поскорее. И через несколько дней я пригласил его с Таней к себе в Бруклин. Зная, сколько лет я прослужил в Средней Азии, Анатолий Наумович поинтересовался, готовит ли моя жена плов. Как понимаете, к приходу Рыбаковых был готов очень вкусный плов, заслуживший их положительную оценку.

 

Затем настала очередь папок. Их содержимое произвело впечатление необыкновенное. Анатолий Наумович и Таня все повторяли, разглядывая фотографии: «Неужели этот командарм — еврей? А этот еврей — начальник штаба фронта?» Естественно, вечера не хватило, чтобы даже бегло просмотреть все документы и портреты, и Рыбаковы приехали к нам на следующий день. И снова взялись за папки. Наконец Анатолий Наумович сказал: «Марк, обсуждали мы с Таней увиденное в ваших папках и знаете, к какому выводу пришли? Вам необходимо написать об этом книгу. Таких книг еще нет, а они совершенно необходимы, чтобы опровергнуть обвинения в трусости, которые без конца обрушиваются на евреев. Ваших документов и фотографий в основном достаточно, чтобы это сделать. Повторяю: вам надо написать такую книгу».

 

Он убедил меня в безотлагательной необходимости этого дела.

На следующий же день начал я разбирать свои папки, откладывая материалы для первой главы. Содержание должно было включать описание подвигов героев, боевую деятельность командиров всех рангов и военных специальностей, партизан, разведчиков, работу организаторов и руководителей военной промышленности в годы Великой Отечественной войны. И речь должна была идти только о советских евреях… Осенью 1993 года книга вчерне была готова.

 

Как понимаете, на рецензию я отнес ее к Рыбаковым. Через несколько дней был призван на разбор сочинения. Выводы Рыбакова меня несколько даже ошеломили. Положительно в общем оценив написанное, Анатолий Наумович заявил: «Того, что вы сделали, уже недостаточно. Вам вполне под силу гораздо более емкая работа. Надо написать о военной деятельности евреев с библейских времен и до наших дней, включив и современный Израиль». Он даже придумал название будущей книги: «Евреи в войнах тысячелетий» и пообещал написать для нее предисловие, сказав, что не делал этого никогда раньше. И я снова сел за компьютер.

Я легко запомнил дату начала работы над новой книгой — 19 ноября 1993 года, в этот день Анатолий Наумович закончил работу над «Прахом и пеплом» и в новой квартире на Бродвее подарил мне книгу «Страх» с автографом. Естественно, теперь основной задачей стали поиски материалов о войнах, начиная с древней иудейской государственности и до конца Второй мировой, о военной службе евреев в диаспоре, о современном Израиле. Убедился, однако, что и здесь, в свободной стране, об этом написано скупо, собрано из других источников мало. Неизмеримо больше — о евреях ученых, музыкантах, врачах, художниках, писателях, бизнесменах и религиозных деятелях.

 

Работал почти четыре года. Книга была закончена и пошла в печать с предисловием Анатолия Наумовича летом 1996-го. И все время работы над ней я ощущал неизменную поддержку и вполне реальную помощь Рыбаковых. Мы подружились семьями, нередко встречались. В 1994 году вышла из печати книга «Прах и пепел» и практически без особого интервала Анатолий Наумович приступил к новой — «Роман-воспоминание», на страницы которой легла собственная его судьба — слепок судеб миллионов советских людей. Ибо прошел этот выдающийся писатель всеми трагическими путями той страны: тюрьмы, лагеря, ссылки, фронт, «кухня соцреализма»…

 

Как и предвидел Рыбаков, у «Евреев в войнах тысячелетий» оказалась завидная судьба. Вышло восемь изданий, последнее — из трех, вышедших в иерусалимским издательстве «Гешарим», — в 2008 году. Ее можно было приобрести в России, Израиле, США, Канаде, Австралии — практически во всех странах, где живут русскоязычные иммигранты. Сейчас — нет на складах и в магазинах.

Когда летом 1998 года я подписывал Анатолию Наумовичу четвертое издание своей книги, он посоветовал мне «отпустить ее на волю» и заняться другим. Речь шла о его идее написать книгу о роли евреев Советского Союза в обороне страны. Потому что «сузив тему, можно о предмете рассказать гораздо шире».

 

Почти 14 лет как нет Рыбакова с нами. Остались книги и его вещие слова. Мутный вал юдофобских измышлений захлестывает российские издания. Антисемитской «классикой» стал двухтомник Александра Солженицына — 200-летний навет, в трех «военных» главах которого российские и советские евреи представлены как трусы, дезертиры и предатели. Эта книга дала старт многочисленным сочинениям юдофобов, в которых они к числу основных еврейских «пороков» относят нежелание и неумение служить в российской и советской армиях в мирное время, слабодушие, трусость и непрофессионализм на поле боя в войнах царской России и Советского Союза.

В такой опасной ситуации правдивая книга о военной доблести советских евреев необходима. Я выполнил завет Рыбакова. И назвал ее, как советовал Анатолий Наумович: «Еврейский щит СССР»