Ее личное дело в архиве родного ведомства на Лубянке до сих пор засекречено. Огласку приобрели лишь отдельные факты биографии и разрозненные эпизоды, обнародованные сначала в Америке, когда там рассекретили обстоятельства тайной войны спецслужб вокруг проекта «Манхеттен», и уж вслед за этим «прожектор перестройки» высветил какие-то фрагменты ее бедовой шпионской жизни. А между ними утонули в беспросветной тьме годы и десятилетия, будто и не было их вовсе. Секретность.
Известно, что родилась она в первый Новый год прошлого века – 31 декабря 1900-го, в селе Ржавенцы на Буковине, неподалеку от Хотина. Тогда это была Австро-Венгрия. Училась в Черновицком университете, в Сорбонне, затем в Венском университете. Так что свободное владение семью языками, которое она принесла с собой для служебного пользования, досталось иностранному отделу ВЧК даром: за весь этот начальный капитал заплатила ее зажиточная семья. Плюс к оплаченному семьей Розенцвейг прекрасному образованию новой сотрудницы, так же, на халяву, достались чекистскому ведомству ее обширные семейные связи.
Она и сама заболела мировой революцией, превратилась в пламенную коммунистку (еще до того, как стала гражданкой РСФСР) под влиянием семьи. Лизу вовлекли в коммунистическое движение, а заодно и в подпольную организацию румынских красных (тогда Буковина оказалась уже в составе Румынии) ее двоюродная сестра, Анна Паукер, впоследствии министр иностранных дел социалистической Румынии, расстрелянная в начале 50-х как агент мирового империализма, и двоюродный брат, Карл Паукер, парикмахер бухарестской оперетты, чудесным образом превратившийся в видного чекиста в Москве. Он возглавлял оперативный отдел ГПУ, был всесильным начальником личной охраны Сталина – самым доверенным лицом вождя в период его воцарения на советском троне и расправы с соперниками. За это благодарный Хозяин и самого Карла поставил к стенке в 1937-м – не пришлось даже красть кораллы у Клары.
А свою чекистскую карьеру Лиза начала, можно сказать, по специальности – переводчицей в посольстве и торгпредстве СССР в Вене. Позже прошла подготовку в разведшколе в Москве и была направлена на нелегальную работу во Францию. В феврале 1928-го ее возвращают в Москву, дают новую фамилию – Горская.
Тут и происходит драма, с которой она вошла в историю.
Случилась любовь.
Любимый
Ей довелось завоевать доверие и сердце знаменитого сердцееда, по которому сохло пол-Москвы – от комиссарш в кожанках с наганом под полой и машинисток агитпропа до светских барышень из артистических уборных. Он был воплощением тогдашней романтики: советский террорист №1, Джеймс Бонд и Лоуренс Аравийский в одном лице, комбриг Гражданской войны, неуловимый шпион, жестокий чекист, полиглот, писатель, поэт и друг поэтов, звезда московской богемы, наркоман и атлет, кутила и деляга – Яков Блюмкин.
Личность совершенно замечательная и отвратительная одновременно, легендарная еще при жизни: в многочисленных рассказах о нем трудно отличить правду от вымысла, тем более, что он и сам постарался все смешать вместе, а тайну границы между ними унес с собой в могилу, которой, кстати, нет.
Он прославился убийством германского посла в Советской России графа Вильгельма фон Мирбаха 6 июля 1918 года.
Так 19-летний Блюмкин намеревался изменить ход истории – разрушить заключенный большевиками унизительный Брестский мир с Германией, вернуть Россию в войну и привести к власти левых эсеров вместо пораженца Ленина. Взрыв бомбы в посольском особняке в Денежном переулке, добившей графа (стрельба не задалась: револьвер сначала дал осечку, а потом Блюмкин промазал, да и бомба взорвалась не сразу, пришлось бросать опять), послужил для левых эсеров тем же, что ранее выстрел «Авроры» для большевиков, — сигналом к восстанию.
Большевистская власть едва не пала, ее подхватили штыками уже у самой земли безжалостные и единственные верные приказу латышские стрелки, спасли обильным кровопусканием. Потому в историю это событие вошло как «мятеж левых эсеров» — неудавшиеся восстания всегда называют путчами и мятежами, а успешные – революциями.
Сбегая после покушения, Блюмкин, раненный посольской охраной, свалился с ограды особняка, сломал ногу, но сумел слинять.
Ревтрибунал вынес ему смертный приговор. Он скрывался. Всплыл в Украине, где тут же развил бурную деятельность. Организовывал покушение на гетмана Скоропадского. Участвовал в убийстве командующего немецкими войсками в Украине фельдмаршала Эйгорна. Планировал покушение на Колчака силами украинских анархистов, но левые эсеры арестовали адмирала в Иркутске раньше. Организовал революционный полк из одесских налетчиков во главе с «королем», Мишкой Япончиком, и анархистов, грабил с ними банки, а фронт не удержал. Создавал ревкомы на Подолии. Поднял крестьянские восстания на Киевщине и Полтавщине. В марте 1919-го под Кременчугом попал в плен к петлюровцам. Его жестоко пытали, выдрали все передние зубы, бесчувственного и полуголого бросили на рельсы, чтоб домолол недоломанное ближайший поезд. Он очнулся до его прихода, дополз до станционной будки, сердобольный стрелочник погрузил полутруп в дрезину и отвез помирать в богадельню. Но он выжил.
Когда Киев заняли большевики, явился в ЧК, к бывшему своему начальнику по ВЧК в Москве, В. Лацису, формально – с повинной, на деле – с претензиями: за что Ленин назвал его негодяем, за поганого немецкого милитариста, от которого, он, Блюмкин, избавил Россию? Бывшие коллеги оформили это как чистосердечное раскаяние. На допросах герой сдал много своих товарищей по партии. Теперь к смерти его приговорили левые эсеры – как предателя. Любимая женщина стреляет в него на свидании, но дрогнула рука: семь пуль – и все мимо. В кафе на Крещатике двое боевиков палят по нему в упор – он только ранен. Бросают бомбу в его больничную палату – он успевает выпрыгнуть в окно до взрыва.
Спасается в Москве. Глава ВЧК Дзержинский ходатайствует о его амнистии. Наркомвоенмор Троцкий берет его в свой бронепоезд – генштаб на колесах, колесящий по всем фронтам. Блюмкин – начальник личной охраны всемогущего наркома, его секретарь и самый верный соратник. «Революция предпочитает молодых любовников», — восхищенно пишет о нем вождь, в то время более влиятельный и популярный, чем Ленин.
Почему вдруг такой образ? Не потому ли, что в том же поезде блещет секс-бомба революции, красавица Лариса Рейснер, которой приписывали романы как с Троцким, так и с Блюмкиным? Видимо, нарком понял, кого она предпочла.
Любовно прощенный Блюмкин возвращается в ВЧК. Он – один из основателей ИНО – иностранного отдела, то есть внешней разведки, первой советской шпионской сети за границей, и сам – первый ее супершпион.
Проникает в Персию. За четыре месяца смещает там одного мятежного хана, воцаряет другого, поднимает народное восстание в северных провинциях, провозглашает Гилянскую советскую республику, по ходу дела создает Коммунистическую партию Ирана.
Устанавливает советскую власть в Монголии. Создает разведывательную сеть в Китае. Выполняет нелегальные миссии в Афганистане, Индии, Непале. На Тибете пытается отыскать таинственную страну Шамбала – ключ к овладению миром (потом по его стопам и с той же целью будет снаряжать туда экспедиции рейхсфюрер СС Гиммлер). Готовит антибританское восстание в Палестине, параллельно приторговывает там древними еврейскими книгами, которые для него собирают по синагогам, библиотекам и частным домам всего СССР, наваривает на этом кучу денег – для казны, но и себе оставляет с избытком. В этих экспедициях выдает себя то за дервиша, то за буддийского монаха, то за турецкого купца. Благо владение многими языками (включая китайский, арабский, иврит, турецкий) дает простор для перевоплощений. Осваивает приемы восточных единоборств. Привыкает к наркотикам. Инициирует создание лаборатории по изучению техники передачи мыслей на расстоянии.
В перерывах между своими сверх опасными вояжами успевает получить образование в академии Генштаба, подавить несколько крестьянских восстаний, казнить сотни людей, проявить литературные таланты, влюбить в себя десятки барышень, подружиться с первыми поэтами России.
Он завсегдатай кафе поэтов «Стойло Пегаса», где однажды чуть не застрелил молодого артиста Игоря Ильинского (за хамство – тот, войдя с грязной улицы, вытер башмаки портьерой), его шикарная четырехкомнатная квартира на Арбате – самое известное тусовочное место в Москве, здесь всегда толпятся знаменитости. Денег у него полно, всегда водится выпивка и наркота.
Есенин считает его ближайшим другом, хвастает им перед девушками, к которым клеится: «Хотите посмотреть, как расстреливают? Я могу устроить через Блюмкина». Чекист спасает поэта от своих коллег, когда тот загремел на Лубянку по подозрению в контрреволюционном заговоре. Маяковский называет его Блюмочкой. Гумилев восхищается его стихами. Мандельштам – любит и боится. Как-то по пьяни, потрясая перед Мандельштамом пачкой подписанных им ордеров на расстрел, Блюмкин грозился вписать туда и его. Нервный Осип Эмильевич вырвал у него ордера и порвал. Был большой скандал – богемного чекиста едва не отдали под трибунал, а он и сам был не промах – Мандельштам сбежал на Кавказ от греха подальше, пока этот псих не отошел.
Возвращаясь из своих секретных командировок, Блюмкин щедро делится впечатлениями об увиденном и пережитом. Он болтлив, хвастлив, непосредствен. Достопримечательность Москвы, а в ГПУ, ИНО – живая легенда.
Впервые попавшей на любимую родину новой сотруднице аппарата ИНО, 28-летней Лизе Горской, в кого было влюбиться? Конечно, в него – первого парня их шпионской деревни.
Она ему тоже понравилась: иностранка – европейские манеры, нездешняя стать, и при этом – революционерка, патриотка, коллега. Шпионка. Пусть не такая крутая, как он, но оно и к лучшему. И очень хороша собой, что главное.
Дело молодое – сладилось.

Пионерский подвиг

В это время Блюмкин в Москве бывает редко, сосредоточен на нелегальной работе за границей. Совершает порой невероятное, даже арестованный английской контрразведкой, сбегает, утащив с собой секретные документы англичан. Неуловимый. Засыпался он у своих.
В апреле 1929-го в Константинополе, где Блюмкин формировал ближневосточную резидентуру ИНО, он встретился со своим давним кумиром Троцким – к тому времени изгнанником, злейшим врагом Сталина. Стал выполнять какие-то поручения опального вождя, в основном, секретарские – доставал ему материалы для книги «История русской революции», над которой тот тогда работал, взялся передать письмо к остаткам партийной оппозиции в Москве.
Соблюдать конспирацию он умел, встречался тайно – никто не заметил. Если бы он еще и умел держать язык за зубами!
Когда Блюмкин в октябре появился в Москве, о его контактах с Троцким Лиза узнала одной из первых, хотя и не первой. Он ей под большим секретом сообщил об этом и о том, что рассказал все Карлу Радеку и Ивару Смилге (тоже преданным сторонникам Троцкого, на тот момент уже публично покаявшимся), что теперь они на него донесут – его немедленно шлепнут. Позже выяснилось, что рассказал не только ей и им. И выяснилось это не по дневникам и мемуарам, а по доносам в ГПУ.
Известная по анекдотам увлекательная игра «Кто сдаст первым?» началась сразу же. Штатные и добровольные информаторы органов «сигнализировали», что Блюмкин мечется по Москве, рассказывает, что встречался с Троцким за границей, что за ним охотится ГПУ, что его скоро убьют.
У бесстрашного нелегала началась элементарная, как в учебниках по психиатрии, мания преследования. Видимо, вдохнув плотный воздух новой сталинской Москвы, он своим совершенным верхним нюхом безошибочно почувствовал атмосферу наступившего времени, распознал ее состав – и его охватила паника.
Лиза, которая другой Москвы и не знала, зато за время работы в органах успела понять, как они действуют, легко представляла себе дальнейшее развитие событий и не собиралась на дно с утопленником.
Она стала уговаривать Блюмкина «раскрыться перед партией» — пойти к начальству и доложить обо всем.
- Да ты что, — возмутился опытный чекист, который сам отправил в подвалы Лубянки десятки людей и прекрасно знал, что там с ними сделали, — меня же расстреляют!
У них состоялся долгий, тяжелый и безрезультатный разговор.
А на утро Лиза отправилась на службу и там написала служебную записку – мол, довожу до вашего сведения, а сведения такие…
Ее вызвал главный контрразведчик ГПУ Михаил Трилиссер. Выяснил подробности. Вник в детали личного свойства. Велел: с троцкистом больше не встречаться, его без вас доставят. И тут же отдал распоряжение.
Но шпион №1 и в Москве, как Мальчик-с-Пальчик, — с ним лучше в прятки не играть. Блюмкин исчез. Как в воду канул.
Он позвонил любимой через несколько дней. Назначил встречу. По дороге Лиза заехала к Трилиссеру, получила инструкции.
Блюмкин решил не идти ни в ГПУ, ни в ЦК, а на время исчезнуть. Отсидится на Кавказе, у него там друзья, деньги есть, перекантуется как-нибудь, поправит здоровье – а там, глядишь, все уляжется, забудется — можно будет вернуться. Он попросил ее заехать к нему на квартиру, взять вещи. Она отказалась: опасно (на самом деле – таковы были инструкции: не дать ему ничего забрать — улики).
- Ладно, — согласился Блюмкин, — поеду налегке. Проводишь?
- Конечно!
Она знала, что на улице их встретят оперативники ГПУ и арестуют.
Но они опоздали.
Пришлось сесть с ним в такси, хотя ей было велено этого не делать. Она надеялась, что теперь их схватят на вокзале. Но и на вокзале все было чисто. Кроме одного: поезд на Ростов, которым Блюмкин собирался ехать на юг, отменили.
- Это катастрофа, — произнес он побелевшими губами. – Был последний шанс. Теперь меня точно шлепнут.
Знаменитое звериное чутье его никогда не подводило. Лишь в отношении ее… Да и то…
Их взяли на Мясницкой, по дороге с вокзала. Такси остановили. Блюмкину предложили перейти в другую машину. Он вышел молча. Потом обернулся к ней, сказал с улыбкой:
- Ну, прощай, Лиза. Я ведь знаю, что это ты меня предала.
Она не ответила. Какие споры между профессионалами?
Мнения в коллегии ГПУ разделились. Все ее члены, которые имели отношение к разведке, предлагали ограничиться тюремным сроком, каратели — Ягода, начальник секретной части Агранов, начальник оперативного отдела, двоюродный брат Лизы Карл Паукер – настаивали на расстреле. И тех, и других – всех! – поставят к стенке уже скоро, но пока они решили – большинством – расстрелять. Сталин утвердил это решение на Политбюро.
Когда приговор объявили Блюмкину, он лишь спросил:
- А о том, что меня расстреляют, завтра будет в «Известиях» или «Правде»?
Надеялся.
А стоя в подвале Лубянки перед расстрельным взводом, крикнул:
- Стреляйте, ребята, в мировую революцию! Да здравствует Троцкий! Да здравствует мировая революция! Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!
Красиво ушел.
А Лиза, став предтечей знаменитого похожим подвигом пионера-героя Павлика Морозова, она хоть всплакнула?
Может быть. У нее тоже были неприятности. На том же заседании Политбюро, где определялась участь Блюмкина, решалась и ее судьба. Постановление состояло из трех пунктов:
      «а) Поставить на вид ОГПУ, что оно не сумело в свое время открыть и ликвидировать изменническую антисоветскую работу Блюмкина;
      б) Блюмкина расстрелять;
      в) Поручить ОГПУ установить точно характер поведения Горской».
Если бы грозное ведомство сочло «характер поведения Горской» недостойным, ей, недавней иностранке, великодушно принятой в органы, было бы не сносить головы. И уж точно ее бы лишили той работы, подготовка к которой уже шла.
Ее вместе с опытным нелегалом Василием Зарубиным готовили к засылке в Европу под прикрытием легенды «супружеской четы».
Несмотря на инцидент с бывшим любовником проект «супруги» не отменили.

Происхождение Штирлица

Василий Зарубин был настоящий самородок. Родился шестью годами раньше Лизы в станционном поселке, в семье кондуктора товарных поездов. С 14 лет – мальчик на побегушках в лавке. Потом – солдат Первой мировой, в пехоте, затем в штрафной роте. После революции – в Красной Армии, с 1920 года – в ЧК, с 1925-го – в разведке. Образование у него — несколько классов церковно-приходской школы, но владел в совершенстве несколькими языками, играл на многих музыкальных инструментах, прекрасный спортсмен, причем в том числе в таких изысканных видах, как теннис: случалось обыгрывать короля Швеции и высоких гитлеровских чиновников. Не монах. Его первый брак расстроился из-за того, что в тесном кругу советской дипмиссии в Китае завел роман, а какой-то доброжелатель стукнул об этом жене. Человек очень живой и талантливый.
Лизе снова было, в кого влюбиться. Их брак по легенде очень скоро превратился в настоящий и продлился на всю жизнь. В 1931-м родили сына. Остальная семейная история – служба.
Они налаживают разведывательные сети в Дании, потом во Франции. Потом – в Чехословакии. Это лишь подход к главному – Германии, где уже пришел к власти Гитлер, и глава внешней разведки Ян Берзин убежден: это – главный враг, отсюда нужны сведения прежде всего.
Им удается создать сеть в Германии. Достижения фантастические. Вербуют шифровальщика штаба гестапо Вили Лемана – единственный случай вербовки офицера гестапо, так что прототип Штирлица – это он. Агентом становится и жена помощника министра иностранных дел. Сведения добывают исключительной важности.
Но в 1937-м Берзин и почти все руководство внешней разведки репрессированы. В 1939-м главой НКВД становится Берия – новая чистка. Запрет на разведывательную деятельность в Германии. Чету Зарубиных отзывают в Москву. Как многих нелегалов, их подозревают в предательстве. Зарубина допрашивает лично Берия. Он один из считанных, кому удалось отбиться от изобретательных обвинений, но осадок у начальства остался: в органах оставили, однако с понижением в должности.
А Лизу уволили. С выходным пособием в размере четырехмесячного оклада. Молоденький лейтенант (который впоследствии стал генерал-лейтенантом КГБ) в характеристике ее деятельности отметил лишь ее иностранное происхождение и наличие родственников за границей. Подозрительна по рождению.
Но в 1940-м запахло войной, о скомпрометировавших себя нелегалах вспомнили. Елизавету Зарубину восстанавливают в органах, присваивают звание капитана НКВД и поручают возродить германскую сеть.
Во время уже начавшейся мировой войны, в канун войны Отечественной, Лиза отправляется в гитлеровскую Германию под видом немки. Вновь включает в работу гестаповца Лемана и жену помощника министра иностранных дел. Среди прочего и прочих от этих двух ее агентов пришли сообщения о том, что война начнется 22 июня 1941 года. Как и другие, они были проигнорированы. Немцы напали вероломно.

Трудности перевода

В начале войны Василия Зарубина назначают легальным резидентом советской разведки в США. Официальная должность – 1-й секретарь посольства, но ни для кого не секрет, что это такое. Миссия такой степени важности, особенно в то время, что предотъездный инструктаж с ним проводил лично Сталин. Беседа длилась несколько часов.
Однако ни Зарубин, ни Лиза, ни даже сам Сталин в то время еще не представляли, какой степени важности предстоит работа американской резидентуре. Они сами обнаружили эту линию, которая к концу войны и в первые годы после нее стала основной: проект «Манхеттен» — создание ядерной бомбы.
Лиза завербовала и замкнула на себя двадцать ценнейших агентов, работавших на ядерный проект.
У нее завязалась нежнейшая дружба с женой руководителя «Манхеттена» Роберта Оппенгеймера Кэтрин. Настолько нежная, что их подозревали в лесбийском романе, что вполне не исключено, хотя и не доказано. Зато известно, что благодаря их близким отношениям, влиянию Лизы на Кэтрин, Кэтрин на мужа к работе над бомбой были привлечены многие физики и математики левых взглядов, которые потом стали сливать секреты стране социализма.
Лиза завербовала жену выдающегося физика Георгия Гамова, сбежавшего из СССР в 1933 году, тоже физика, работавшую, как и ее муж, на проект.
Она же привлекла к разведывательной деятельности известную красавицу, жену проживавшего в то время в США великого русского скульптора Коненкова. Маргарита стала последней и самой долговечной любовницей великого физика Альберта Эйнштейна. В письмах он нежно называл ее «моя маленькая русская шпионка». Лиза даже подослала к нему вербовщика, автор теории относительности от сотрудничества с советской разведкой отказался, но отношений с Маргаритой не прервал. И сведений из него тоже удалось вытащить немало.
В 1945 году начальник отдела спецопераций сталинского МГБ генерал Павел Судоплатов вызвал молодую переводчицу Первого главного управления (внешняя разведка), сказал:
- Сейчас тебя проведут в комнату и закроют на ключ. Там есть все необходимое – от словарей до еды. Не выйдешь, пока не переведешь эти документы.
Она взялась за перевод. Было чрезвычайно трудно. Девушка понятия не имела, как перевести английские выражения, которых не знала и по-русски: «цепная реакция», «ядерный распад», «ускоритель». Сделала, что смогла. С переводом ее повезли к директору Института ядерной физики академику Курчатову. Он углубился в чтение. Затем недовольно спросил:
- Что у вас было по физике?
- «Отлично», — ответила она.
Ученый глубоко вздохнул.
Но даже этот несовершенный перевод ему очень пригодился. Советская атомная бомба появилась подозрительно быстро после премьеры американской в Хиросиме.
Лишь через несколько десятков лет юная переводчица Первого главного управления узнала, что в той запертой комнате она переводила документы, добытые в США ее отцом и его женой. Переводчицу звали Зоя Зарубина – дочь генерала Зарубина от первого брака.
Свидетельством эффективности работы супругов Зарубиных была казнь на электрическом стуле другой супружеской пары – Джулиуса и Этель Розенбергов. Их осудили на смерть за выдачу секретов атомной бомбы русским. Они ответили за всех – несколько десятков участников проекта «Манэеттен», которых завербовали Зарубины. Американскую чету сурово наказали, а советскую – щедро наградили?
Василий Зарубин дослужился до генерал-майора МГБ. Редкость для разведчика: даже такие асы как Абель, Млодый, Филби были полковниками. После возвращения из США был замначальника внешней разведки. Но недолго – в 1948-м отправили в отставку «по состоянию здоровья», которое было, надо сказать, отменным.
Лиза получила звание подполковника, что тоже редкость для органов: все-таки женщина и иммигрантка из капстраны. За атомный шпионаж ее наградили орденом Красной Звезды. Не шибкий, а все же орден, не медаль «За доблестный труд». Но в 1946 году ее вычистили из органов «за невозможностью дальнейшего использования».
Ее имя стало известно в 1967 году, когда отмечалось 50-летие ВЧК. Досталось чуть славы в профессиональных кругах. Ни на что никогда не жаловалась. Ни в чем не раскаялась. Все приняла как должное. Та и дожила до перестройки с гласностью. В 1987-м ее сбила машина. Занавес.
Такова шпионская судьба. И специфика шпионской славы. Иногда, чтобы сделать комплимент, Елизавету Зарубину сравнивают с легендарной Матой Хари, которая, скорее всего, и шпионкой не была, а лишь куртизанкой военного времени, но считается эталоном женского шпионажа. Расстояние между реальными достижениями и мнениями о них – громадно. Но это уже нам знакомо и из нашего времени, и из других родов деятельности. Практически всех. Объяснение укладывается в две буквы – PR. Опять не по-русски, но вы переведете.
Владимир Бейдер