21 мая в библиотеке Синагоги состоялась встреча с известным актером Семеном Фурманом. Семен Александрович пришел немного раньше, тихо сидел пил чай с шоколадкой, беседовал про корпоративы. Могло показаться, что вот пришел какой-то скучный человек, рассуждает о чем-то неинтересном…. Это неверное впечатление исчезло в одно мгновение, стоило Семену Фурману выйти к уже заждавшимся его евреям. Первая же реплика актера несколько огорошила собравшихся: «Хорошо, что народу немного – не люблю стадионы. Я практически не хожу на творческие встречи, поэтому скажите – зачем Вы пришли на встречу со мной?» На этот вопрос последовал моментальный ответ одной из участниц встречи: «С тех пор, как я увидела Вас полтора года назад в поликлинике для творческих работников, - не могу забыть!» Семен Александрович как будто только и ждал какого-нибудь юмористического высказывания. Потому, стоило ему услышать эту реплику, сразу же начался настоящий моноспектакль высочайшего уровня. Продолжая врачебную тему, Фурман отметил: «Не рекомендую ходить по поликлиникам. Мой отец обожал лечиться, ходил по всем врачам, ел все таблетки, которые ему прописывали – от чего и умер. Так что лечитесь исключительно дома!» Совершенно естественно, что на встречу с таким актером, как Фурман, пришли люди, увлекающиеся русским театром, которым не безразлична его судьба. На многочисленные вопросы о современном театре Фурман ответил следующее: «Сейчас в театре кризис. Некому учить. Театр не математика, по книжкам играть не научишься. Зрителей нет, кто уехал, кто умер, а без хорошего зрителя и спектакль не идет. Идет агония театра. Чем все закончится? Не знаю. Мне казалось, что советская власть никогда не закончится – однако кончилась. Я думал, что когда по телевизору будет петь Галич, то настанет рай, Галич запел, а рай не настал. Бессмысленно говорить о чьей-либо вине в театральном кризисе. Ни к чему такой разговор не приведет. На извечный русский вопрос «что делать?» я ответа не знаю». Всех интересовало, присутствует ли еврейский элемент в жизни актера. «Нельзя сказать, что я не имею отношения к еврейской культуре, мне довелось играть в спектакле «Улица Вашингтона, 36 кв.8» по пьесе израильского писателя Ханоха Левина. Со мной играли Олейников и Уcатова. Усатовой пришлось тяжелее всех – никак не могла избавиться от привычки креститься. Она считала, что раз в спектакле упоминается Б-г, то как же иначе?» Одна из участниц встречи попросила у Семена Александровича совета: что стоило бы посмотреть в театре, в кино. Фурман ответил в своей непререкаемой манере: «Ничего приличного в Петербурге в драматическом театре нет. Я все не люблю: город не люблю, шарф зенитовский не ношу,.. Пока наш город не будет переименован в свое истинное название – Московскую область, ничего у нас хорошего не будет. В Петербурге нет театров. В Москве тысячи театров, все время что-то появляется, исчезает, а у нас провинция. Все только говорят, но мало что делают. Я ненавижу этот город, так как хочу его любить, это же моя родина...» Хотя Фурман шутил и рассказывал анекдоты, зрители были несколько шокированы таким жестким подходом. Актер на это заметил: «Вот Вы сейчас, наверное, думаете, какой я бескомпромиссный, да? На самом деле, я трус и спокойно в этом признаюсь. К сожалению, бескомпромиссность и необходимость зарабатывать деньги – вещи несовместимые». В таком парадоксальном духе шла вся встреча, никто не хотел уходить. Судя по той живости и охоте, с которой Семен Александрович отвечал на вопросы, можно было предположить, что он слукавил, когда говорил, что не любит творческие встречи. Когда, уже ближе к 22 часам, встреча завершилась, то все просили Фурмана приходить еще и еще, что он твердо пообещал. |