|
- Мы помним Вас по добрым психологическим рассказам в «Юности». В ваших новых – израильских – произведениях появились элементы даже авантюрного романа. Почему  произошли такие перемены?
- Потому что странен был бы человек – просто человек, – который в течение шестидесяти лет своей жизни не меняется и ментально остается пятнадцатилетним подростком. Каждой фазе, каждому периоду человеческой жизни соответствуют свои потрясения, свои драмы, разочарования, очарования, – то, что называется жизненным опытом. А что уж о писателе говорить. Писатель – это вообще сверхчуткий прибор, через который проходят токи высокого напряжения. Как только он остановился в своем развитии, как только его вещи становятся похожими друг на друга, – писатель кончен. Конец цитаты. Кроме того: я не люблю все эти определения: «добрые рассказы», «недобрые рассказы». Писатель не «добрый» и не «злой», он создает свою вселенную, в которой есть все, как во вселенной настоящей: добро, зло, трагедии, счастье, любовь, ненависть…
- Опять же про ваши ранние рассказы. В них практически нет отрицательных персонажей. В более поздних произведениях они возникли. Вы стали хуже относиться к людям? Почему?
- Отношение к людям действительно меняется с накоплением так называемых жизненных впечатлений. Опыт девочки из благополучной семьи и опыт взрослого человека, пережившего переезды из города в город, а потом из страны в страну… весь длинный путь, столкновения с разными типажами в разных ситуациях… Я вообще никогда не была очарована существом, носящим громкий титул царя природы, а с возрастом у меня тем паче не возникло никаких побуждений надевать розовые очки. Человек очень разный.
- В повести «Камера наезжает!» вы без всякой любви пишете о вашем родном Узбекистане и о многих его обитателях. А один из героев романа «На солнечной стороне улицы» – Ташкент, о котором вы повествуете с великой любовью. Почему такие изменения?
- Потому что человек – сложный организм. И чем он сложнее, тем труднее в каждую минуту времени, а тем более в каждый период жизни определенно обозначить то или иное чувство, навесить ярлык, поставить в нужную нишу, идентифицировать его отношение к… чему угодно. Бродский говорил: «У меня нет принципов, у меня есть только нервы». У эмоциональных людей их поступками, по большей части, руководят именно нервы, предпочтения, настроения. Все, что думаю о Ташкенте, об Узбекистане, я высказала самым исчерпывающем образом в романе «На солнечной стороне улицы». Для разных произведений нужна разная интонация, разные задачи и разные способы решения этих задач.
- Какие новые качества в вас породил Израиль, о котором вы пишете неизменной любовью?
- Вот опять-таки, никакой «неизменной любви» у меня ни к чему нет. К Израилю – тоже, хотя я, конечно, привязана к этому клочку земли по самым разным причинам. Израиль, здешняя жизнь, подарили главное: новое чувство свободы и мужества – брать на себя любой вес, любые трудности.
- Многие наши бывшие соотечественники, переехав в Израиль, утрачивают любовь к евреям. С вами произошла подобная метаморфоза?
- Я вообще склонна любить не народ, а отдельных людей, которые мне нравятся. Народ – это очень сложная структура, в которой есть всякое-разное. Толпу любить нельзя. А я вообще большая индивидуалистка.
- Вас на Западе считают еврейским писателем. А вы себя им считаете? Объясните, почему?
- Не объясню. Потому что не считаю себя никаким «каким». Ни таким, ни сяким. Я писатель, который пишет, точка. Иногда мои герои – евреи по национальности. Иногда – нет. Меня интересует человек, с его личными и прочими драмами и восторгами. О каком Западе вы говорите – не понимаю. Обычно в аннотациях к переводным книгам меня представляют русским писателем. На Западе все, кто пишет по-русски, те и русские. Это, правда, что история моего народа меня интересует и «болит» больше, чем любая другая. Но мне ничто не мешает в новом романе описать судьбу еврейского рода и русско-казахскую семью из Алматы. Все зависит от задач, которые ставит перед собой автор.
- Вы сейчас пишете трехтомный роман, первые две книги которого выйдут весной. О чем и ком он?
Знаете, на подобные вопросы журналиста, один французский писатель ответил примерно так: если б я сейчас мог рассказать вам в двух словах, о чем мой роман, я бы не писал его три года.
Три тома моего романа включают временной пласт от конца XIX века до наших дней, это двойная семейная сага, в которой самые разные элементы: и шпионского романа, и психологического романа, и любовного… Перечислить героев просто невозможно – там столпотворение самых разных героев. А главный герой – артист, певец-контртенор и…одновременно разведчик одной из самых серьезных разведок мира. Три тома, над третьим я еще работаю. Название романа – «Русская канарейка».
- Вы сравнительно недавно стали бабушкой. Когда-то Вы написали эссе «Израильские дети кошмарны». Так как воспитывать-то: по-российски или по-израильски, и в чем состоит разница?
- Да, я – счастливая бабушка двухлетней внучки. Девчонка сообразительная, своевольная, симпатичная. Лично я придерживаюсь такой методы воспитания: за хорошее надо хвалить, а за плохое – наказывать. Ничего лучше еще никто не придумал… В Израиле все это несколько иначе. Детей надо безудержно хвалить и не дай тебе Б-г повысить голос или шлепнуть по попе – затаскают по психологам, а могут и в полицию отправить. Пока не разобралась – что лучше действует в выращивании индивидуума. Погодим лет тридцать – будет виднее.
Беседовала Мария Конюкова
|
