Надежда Серебренникова   Родные двоюродные
История о том, как петербургская журналистка в ходе проведенного расследования узнала тщательно скрывавшуюся тайну… о своем еврейском происхождении! * Неожиданная правда * «Вставай, жидовка, и иди в туалет!» * Мартовский подарок * Тетя-мама * Потомственная снегурочка * Здравствуйте, я ваша… сестра! * Такие родные могилы
Неожиданная правда О том, что я похожа на еврейку, я впервые услышала, когда мне было лет семнадцать. Помню, я тогда очень удивилась: все родные во всех поколениях практически русские, откуда бы такое сходство. И благополучно забыла об этом. Но когда об этом сказал еще кто-то, поневоле задумалась… Мама на детских фотографиях, в самом деле, довольно сильно отличалась от своих родителей и брата... Года через два мамина двоюродная тетя по секрету рассказала ей, что ее
удочерили, а настоящая ее мать была еврейкой по национальности. Звали ее Эмма, она умерла и похоронена в Ленинграде. И я начала докапываться до правды. Сначала она – правда – получалась странная. Откуда-то вдруг взялась информация, что фамилия Эммы была Герштейн, и эта та самая Эмма Герштейн, которая писала о Николае Гумилеве. Возникло даже смешное допущение, что, быть может, именно он и был маминым отцом. Но Эмма Герштейн, 1903-го года рождения, в 1998-м была еще жива. Ошалев от значительности открытия я бегала по библиотекам и	Моя бабушка Нина, мама, ее брат Саша. Томск
“искала концы”. Однако чуда не случилось. У нашей Эммы оказалась совсем другая фамилия – Левкович. Вооружившись этим правильным знанием, и одновременно намерением попасть в архив Института имени Отта, где вроде как моя мама и появилась на свет, я, девятнадцатилетняя целеустремленная особа, отправилась к главному врачу. Институту в 1997-м году исполнялось 200 лет.
И моя первая в жизни статья в газете “Вечерний Петербург” под названием “Роды по науке” была посвящена юбилею Института. Так, между делом, я вошла в доверие и попала в хранилище информации обо всех роженицах, но, увы, фамилии Левкович в старом пыльном талмуде за март 1951-го не нашла. Позже выяснилось, что Эмма Исааковна Левкович родила дочь в Военно-Медицинской Академии. Но там искать уже было ничего не нужно. Моя восьмидесятилетняя бабушка Нина – та, что удочерила маму, – все рассказала мне сама. Правда, для этого мне пришлось ходить за ней хвостом практически сутки, слушая повторяющуюся фразу, с чего я все это взяла. Мы были вдвоем на нашей даче на берегу Оби в Томской области. В конце концов, бабушка сдалась. Мне даже было жаль ее. Ей было тяжело озвучить то, что она носила в себе почти пятьдесят лет. Я и мама Я с бабушкой Ниной - Я не могу об этом говорить, у меня язык не поворачивается, – сказала мне она. - Хорошо. Давай так. Я буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать, да или нет. На такой вариант бабушка согласилась. Так я узнала нашу настоящую историю, из которой выяснилось, что бабушка Нина мне фактически двоюродная: я – внучка ее родного брата Вити и его жены Эммы. Эмма-то как раз и была чистокровной еврейкой. Родителей ее звали Цецилия Борисовна Мандражан и Исаак Ааронович Левкович. И жили они в Куйбышеве (ныне Самаре).
Слева направо во втором ряду: юные Лева, Мина и Эмма. В первом ряду слева их родители
Мартовский подарок У Нины, родившейся в 1918-м, в семье было девять детей, она была восьмой, предпоследней. Выжило только пятеро: она, три ее сестры – Леля (Елена), Таля (Наталия), Зина, и брат Витя, на четыре года старше. Витя был очень музыкальным мальчиком, и в 9 лет уже был тапером в немом кино – играл за кадром на фортепиано). Позже он уехал в Ленинград поступать в Консерваторию им. Римского-Корсакова.
Виктор был исключительно одаренным музыкантом. Будучи студентом, он мог прийти домой после концерта и на слух по памяти подобрать его практически весь. На концерте он и познакомился с Эммой. Она тоже училась и работала музыкальным руководителем в детском саду. Жила в коммунальной квартире на улице Восстания, в доме номер 51. И хотя Эмма была старше его на целых 7 лет, это не помешало их чувству. Незадолго до войны они поженились. Увы, им было не суждено прожить вместе долго: Эмма умерла 4 апреля 1951 года, через двадцать дней после рождения их дочери, а Виктор – в 1958-м, когда малышке было всего семь лет. Нина Киселева, ее брат Виктор Литвинов и его жена Эмма Левкович. Ленинград, 1941 год О своей беременности Эмма узнала уже на пятимесячном сроке, когда почувствовала внутри
какие-то шевеления. Ей было уже почти 43, и она подумала, что сбой цикла вызван возрастом, известие о будущем ребенке было для нее полной неожиданностью. В послевоенные годы с абортами было строго. Вердикт медкомиссии был однозначен: рожать. А с ее тромбофлебитом это было довольно опасно. Месяц после родов ей было строго наказано лежать. Дочку приносили по часам, и Эмма кормила ее на больничной койке. В тот злополучный апрельский день (об этом я узнала позже от общих родственников) Эмма попросила медсестру дать ей «утку». Но та грубо ответила:      - Вставай, жидовка, и сама иди в туалет. Не знаю, что бы я сделала на месте моей еврейской бабушки, но, наверное, тоже встала бы, как она. А как только она это сделала, один из тромбов, как будто ждавший этого момента, оторвался. Так двадцатидневная девочка, у которой еще даже не было имени, осталась без матери. Тетя-мама Через день в Алма-Ату, где жила Нина, пришла телеграмма от сестры – Тали: “Умерла Эмма, родив девочку. Как помочь Вите?” У каждой из трех сестер уже были дети, у Лели и Тали уже по трое, а Нине и ее мужу Виктору (тезке ее брата) Б-г почему-то детей не давал. Узнав о печальной судьбе новорожденной племянницы, Нина тут же вылетела в Ленинград. И 16 апреля, когда малышке исполнился месяц, они улетели в Алма-Ату и, имея на руках согласие отца, оформили документы на удочерение. Дав дочке имя Ирочка, Нина чуть позже узнала, что точно так же хотела назвать ее и Эмма.
А так как имя ее брата и мужа тоже совпадали, получилось, что у мамы “неродной” стала лишь фамилия. Сейчас, в архиве ЗАГСа на Суворовском проспекте, 41, в книге актов о рождении имеется запись о рождении Литвиновой Ирины Викторовны, где ФИО настоящих родителей зачеркнуты, а сверху написаны ее усыновители. Разве что национальность матери почему-то не зачеркнута, а так и значится – еврейка. Если бы Нина не прилетела так быстро, то маму взяла бы сестра Эммы. У родителей Эммы Цецилии Борисовны и Исаака Аароновича оставалось еще двое детей – Лев и Мина. У Левы уже было две Маленькая Ирина с новыми родителями. Фото из семейного альбома родителей Эммы дочери, а у Мины и ее мужа, как и у Нины с Виктором, детей не было. Если б они взяли
племянницу, наша жизнь, возможно, сложилось бы совсем иначе. Не факт, что я бы вообще родилась, ведь маму тогда увезли бы в Куйбышев, а мои родители встретились в Томске, куда их семья переехала из Алма-Аты.
Потомственная Снегурочка Первое время Нина переписывалась с родителями Эммы, посылала им фотографии Ирочки, которые Цецилия Борисовна даже вклеивала в семейный альбом. Но через пять лет, после смерти бабушки Цили, переписка затихла… Брат Эммы Лева был жив до 90-х годов, и, как мы узнали позже, часто вспоминал о племяннице, но уже ничего не мог узнать о ней. Настоящий отец мамы, концертмейстер Виктор Литвинов, через год женился на другой женщине, и за это скорое решение на него обижались родные его первой жены. Он и его вторая жена Маша приезжали погостить в Алма-Ату, где у Ирочки и ее новых родителей был свой дом. Там, в 1958-м году, Виктор скоропостижно скончался от рака. А семилетняя Ирочка думала, что умер ее дядя. Когда ей сообщили о его смерти, глупенькая девочка лишь сказала: Ирочке около 5 лет. Фото из семейного альбома родителей Эммы - Ну и хорошо, хоть ругаться теперь не будет, – и побежала на улицу играть со сверстниками.
Она была очень артистичной девочкой и любила выступать, собрав вокруг себя зрителей. Позже выяснилось, что и Эмма была такой же. Они обе исполняли на детских утренниках роли Снегурочки и, по необходимости, даже Деда Мороза. Виктора похоронили в Алма-Ате на центральном кладбище, где я побывала в 2007 году, после того, как почти сорок лет никто не навещал его могилу. А за девять лет до этого нашли мы могилу Эммы на еврейском кладбище в Санкт-Петербурге. Но еще раньше я нашла наших родственников по еврейской линии.
День первой встречи с родственниками. Слева мы с мамой, справа – тетя Нонна и ее дочь Маша Здравствуйте, я Ваша… сестра В Петербурге должны была жить дочь Льва Левковича – Нонна Левкович, у которой, оказалось, тоже есть дочь Маша, двумя годами старше меня. Я нашла их номер телефона по базе по фамилии Левкович (к счастью, в нашем роду не принято менять девичью фамилию). - Здравствуйте, Вы Маша? - Да. - Маша, я скажу Вам сейчас нечто необычное. Дело в том, что я – Ваша троюродная сестра, внучка Эммы – родной сестры Вашего дедушки… Вскоре мы уже были у них в гостях и с тех пор поддерживаем отношения. Возможно, они не такие, какими могли бы быть, общайся мы с детства, но тепло и сестринскую поддержку во время наших редких  встреч я ощущаю. Мы, даже не договариваясь, похоже назвали сыновей – Машиных детей зовут
Станислав и Владислав, а моего – Мирослав. Дочку же я назвала Ниной, в честь той, что воспитала мою маму.
Бабушка Нина с правнучкой Ниной Моя мама с внучкой Бабушка Нина, я, мама и мой брат Вовка
Те же семнадцать лет спустя Я и мои дети: Мирослав и Нина Такие родные могилы К сожалению, не осталось никаких официальных документов о нашем родстве с Левковичами. Бабушка, чтобы тайна не была раскрыта, порвала бумаги об удочерении. Могилу Эммы мы нашли на еврейском кладбище той же осенью. Я будто почувствовала, что именно этот невысокий памятник – ее. За могилой долго никто не ухаживал, и буквально через месяц фотография с памятника упала маме прямо в руки, когда она снова пришла на кладбище. Теперь на ее месте новая – ее скадрировали из той, где в 1941-м году бабушка Нина, ее брат Виктор и Эмма были изображены втроем (см. выше). Мы так и не знаем, когда день рожденья у Эммы, поэтому на эмали мы поставили только годы ее жизни: 1907 – 1951. Дважды в год я навещаю ее могилу. Мы покрасили оградку, поставили внутри скамеечку… Приходим иногда вместе с детьми и разговариваем с Эммой так, как если бы мы знали друг друга при жизни. А не так давно один хороший человек был в командировке в Алматы и, по моей просьбе, навестил могилу дедушки, передав ему привет из Ленинграда. Так, можно сказать, закончилась (или продолжается?) эта наша история. Могила Виктора Литвинова в Алматы Моя дочка Нина красит оградку на могиле бабушки Эммы Жаль только, что не удалось пообщаться родным Эммы со взрослой уже Ириной, когда она снова приехала в Ленинград, спустя тридцать лет. Сколько радости могло бы принести живым еще тогда родственникам встреча с единственной дочерью Эммы!.. Но сложилось так, как сложилось.
Я с дочерью в редакции «Санкт-Петербургских Ведомостей» А от корней никуда не деться. Вот и меня жизнь каким-то извилистым путем вдруг привела в Большую Хоральную Синагогу, где я периодически пишу для сайта и для газеты “Еврейский Петербург”. А ведь мои шаги в журналистике начались именно с поисков моей еврейской бабушки.     Фото из семейного архива
Для удобства читателей, чтобы наглядно проиллюстрировать родственные связи, автор статьи начертила генеалогическое древо…