|
Это Иерусалим. Это особый город, или лучше сказать, сакральное пространство, где сходятся все мечты мира, все упования, независимо от того, какую авраамическую религию исповедует человек. Едва заходишь в выставочный зал — тебя обступают глаза. Детские огромные глаза, в которых отражается вся суть мира — и глаза взрослые: вопрошающие, взыскующие, молящие, порой укоряющие, строгие, даже злые... Каждый портрет — новелла о человеке. За сиюминутным состоянием художник читает судьбу, характер, стремления персонажа. Вот старая женщина приложила руку к Стене, и столько в ее лице радостной надежды на счастье — не ее, а скорее детей и внуков, обретших свою землю, где никто не посмеет их унизить... Вот молодое прекрасное лицо чистой голубицы у той же Стены: глубочайшая сосредоточенность молитвы, ладони приникли вплотную к святыне, и вся она — молитва.
Фотохудожник Брикман — настоящий психолог, философ, глубоко проникающий в души людей, и при этом тонкий наблюдатель, который умеет обыграть деталь так, что картина становится философской притчей.
Вот молящийся иудей прислонился к стене, на которой видится какая-то горбатая тень... многозначительно, многозначно. Вспомнились письмена на стене, например, на пиру Валтасара; древние были чувствительны к знакам, символам, и всюду им высвечивались надписи, линии и знаки. Да что говорить, если сами буквы еврейского алфавита священны и за каждой таинственно просвечивает собственное значение... Пространство и предметы были для древних сакральны; но и сегодня имеющий глаза да видит! Вот Стена плача вздулась мощным шаром (так показывает объектив) — и видится земной шар в этом могучем вздутии. И мы понимаем: чаяния молящихся здесь людей — это чаяния всех людей мира, ведь все мы сделаны из одной и той же глины... А колонны христианского храма напоминают рога священного рога шофара, сзывающего иудеев на молитву. И не надо слов, чтобы понять опять-таки, что вера людей и мольба о счастье едины для всех религий...
Вот молящиеся мусульмане, как их много, ряд за рядом... И не в этом ли суть мусульманской веры, где еще не вполне выделился индивид, где сильна именно вера в массу. Впрочем, мастер дает и индивидуальные портреты верующих мусульман; в них истовость, древняя страсть. И каждая деталь красноречива: шапка на мусульманине просто настоящий купол знаменитой мечети Омара! А вот натруженные руки простого работяги на мусульманском базаре — и прекрасные бронзовые узкогорлые кувшины, и разноцветные бусы, снятые крупно отдельными картинами, где они выплетают древний и прекрасный, как мир, восточный узор.
Большая серия молящихся иудеев. Крупным планом лица, лица... У Стены плача и за чтением Торы, старцы и дети. Вот этот молящийся в пароксизме страсти — он требует что-то от Отца, не просит, а именно нетерпеливо требует: еврейский народ со своим Отцом порой чуть ли не запанибрата. Интимное отношение к миру, свойственное, (как мне кажется) еврейству, сказывается в отношении к своему Б-гу. Да, молятся по-разному, но всегда это глубокая вера в Отца, в Того, Кто может все разрешить, кто справедлив и милосерд. И это не просто трогает до слез — это вселяет в смотрящего надежду, что род людской не погиб и будет жить, пока жива вера... |
