22 июня – начало Великой отечественной Войны

Александр Гершт Та самая доктор Ханина

* «О-о-о, вот это был человек!» * Халы, шойхет и Шабат в советском Харькове * Еврейская милиция меня бережет * В хирургическом отделении на Садовой, 26 * Медвежье мясо и «иван-болван» * «Мадама капитана, шанго!» * «Женечка, куда ты едешь!» – секретарша чуть не сорвала встречу с мужем

В 1980–90-е годы у моего престарелого отца культовой личностью была доктор Ханина, ответственная за состояние здоровья ветеранов войны, проживавших в Октябрьском, а затем Адмиралтейском районе Петербурга. В любом вопросе медицинского, а также организационного и даже юридического характера, касающемся этих по большей части больных и беззащитных людей, она была непререкаемым авторитетом. Поставить диагноз, попасть к врачу-специалисту, лечь в больницу, выяснить свои права на медицинское обслуживание и пенсионное обеспечение — все проблемы этого круга были ей подвластны. Имя доктора Ханиной звучало у нас в семье как заклинание. Разговор с Е. И. Ханиной я начал, не подозревая, что она и легендарная доктор Ханина — одно и то же лицо. Услышав, что Евгения Израилевна по профессии врач, я насторожился. Когда я между прочим сообщил, что мой отец-фронтовик так и не получил ордена Отечественной войны, она моментально отреагировала: «Безобразие! В каком он военкомате, в Адмиралтейском? На прием к Ханиной в 26-ю поликлинику ходил?», и тут все встало на свои места — я беру интервью у той самой Ханиной.

«О-о-о, вот это был человек!» Евгения Израилевна Ханина родилась в городке Белополье Сумской области в 1918 году. Тут, впрочем, может вкрасться неточность, потому что сама она решительно утверждает: «Я точно помню, что когда началась война, мне был 21 год». Место и время рождения оказались самые что ни на есть беспокойные, но этого Евгения Израилевна не помнит: ее воспоминания начинаются со времени, когда в середине 20-х годов ее семья переселилась в Полтаву. Отец, Израиль Эльевич, во времена нэпа работал коммивояжером, разъезжая с галантерейным товаром по рынкам и ярмаркам. По окончании этого славного для евреев времени он приобрел пролетарскую профессию, выучившись на заготовщика, и работал на обувной фабрике, делая заготовки «союзок» — передней, самой ответственной части кожаной обуви. Подрабатывал он и дома в качестве сапожника. Дедушка Эли был раввином в Невеле и являлся, судя по всему, весьма крупной личностью. «Мадам Ханина, — спросил ее однажды старик-еврей, встреченный при исполнении обязанностей участкового врача, — реб Эли Ханин из Невеля — ваш папа?» — «Нет, дедушка». Старик оттопырил большой палец руки и произнес с благоговением: «О-о, вот это был человек!» В Невеле у дедушки Евгения Израилевна была всего однажды, на бабушкиных похоронах: он жил тогда очень бедно, в комнате с глиняным полом. Халы, шойхет и Шабат в советском Харькове В 1929 году, памятном страшным голодом, обувная фабрика, где работал отец, закрылась. Работу в Полтаве найти было невозможно, и семья переехала в Харьков. Там сняли квартиру на самой окраине, на Холодной горе. В дальнейшем семья переезжала с одной съемной квартиры на другую, менялись и школы, где Женя училась, пока папе не дали квартиру от завода, где он работал, с маленькими комнатами площадью по 12 квадратных метров. В школе Женя, как дочь рабочего, ежедневно получала бесплатный обед, а летом ездила в пионерский оздоровительный лагерь по льготной путевке за 3 рубля в месяц. В Харькове, во времена, когда Евгения Израилевна училась в старших классах и в институте, была еврейская театральная труппа. У театра не было своего помещения, свои спектакли они играли на сценах различных клубов. Женя смотрела их постановки на идише “Уриель Акоста”, “Мирле Эфрос”, “Бар Кохба”. Кроме того, на гастроли в Харьков приезжали популярные еврейские артисты Анна Гузик и Михаил Эпельбаум. Не получив еврейского образования, Евгения Израилевна хорошо осведомлена о еврейской традиции, поскольку росла в религиозной семье. Израиль Эльевич дома постоянно носил смушковую папаху, а выходя на улицу надевал картуз, который никогда не снимал. Каждую субботу и в праздники мама, Эстер Абрамовна, надевала нарядное субботнее пальто и красивую вологодскую шаль, и оба они отправлялись в синагогу. У каждого из родителей была своя книга Танаха. К субботе мама непременно пекла халу, а вечером зажигала свечи. Стол в семье был кошерный: Евгения Израилевна без запинки перечислила десятка полтора блюд традиционной еврейской кухни. Котлеты готовились исключительно рубленые, а из рыбы приобреталась только щука или короб — огромных размеров карась. Когда отец покупал живую курицу, Женя отправлялась с ней на Рыбасовский рынок «цум шойхет». Затем тетя Хая очищала курицу от перьев, а Женя самостоятельно ее кошеровала согласно указаниям отца. Дважды в год — к Песаху и Рош га-Шана — в квартире делали ремонт. На эти праздники семья ездила в Полтаву к маминой сестре тете Соне и дяде Менделю, либо родственники приезжали к Ханиным в Харьков. Мацу, имевшую вид круглых листов, заказывали у частного пекаря. Каждую весну Женя выходила с пасхальной посудой на речку и драила ее там кирпичной крошкой, после чего мама опускала посуду в кипяток. Израиля Эльевича, умершего в 1957 году в Ленинграде, похоронили по еврейскому обряду, положив в его гроб тфилин и талес. Еврейская милиция меня бережет Интересная подробность. По словам Евгении Израилевны, в районе Южного вокзала города Харькова на улице Свердлова находилось управление 6-го района еврейской милиции, занимавшейся исключительно проблемами евреев. Однажды, когда дядя Исаак полез в погреб, хозяин съемной квартиры из вредности захлопнул его крышку, в результате чего дядя получил перелом костей запястья. Израиль Эльевич заявил об этом в еврейскую милицию. Дело было передано в суд, и домохозяин был осужден на два года тюрьмы. В хирургическом отделении на Садовой, 26 Окончив школу, Женя в 1937 году поступила в медицинский институт. В конце 30-х годов, когда Израиль Эльевич поехал в Ленинград искать свою сестру, Женя отправилась вместе с ним. В гостях у благополучно найденной тети Любы она познакомилась со своим будущим мужем. После нескольких лет переписки ленинградец Григорий Евсеевич Хейфец сделал ей предложение. Зимой 1941 года Женя переехала в Ленинград, где вышла замуж, а учебу продолжила во 2-м Ленинградском мединституте по специальности «лечебное дело». Весной 1941 года она перешла на 5 курс. С началом войны студентов-пятикурсников послали рыть окопы в районе бывшей больницы Фореля, а осенью направили в МГУ производить медосмотр новобранцев; на обратном пути медики едва не попали в плен. Вышел приказ всем студентам 5 курса до окончания института выдать диплом зауряд-врача. В сентябре повесткой из военкомата врача Ханину вызвали в Горздравотдел, где она сразу попросилась на фронт, однако начальство распорядилось по-другому: ей присвоили звание капитана и назначили старшим ординатором хирургического отделения в госпиталь на Садовой, 26, что размещался в здании нынешнего Суворовского училища. Капитан Ханина оказалась первым врачом этого госпиталя, а первые раненые поступили в декабре 1941 г., после обстрела Михайловского замка. В госпитале капитан Ханина прослужила до июня 1944 г. и была награждена за блокадную службу медалью «За оборону Лениграда» и орденом Красной Звезды. Медвежье мясо и «иван-болван» Затем военного врача-хирурга Ханину направили в действующую армию: Выборг, Ленинградский фронт, медсанбат. Медсанбат — это медицинское учреждение, расположенное не далее 3 километров от передовой линии боев, даже самых тяжелых больных там держали не более семи дней. В теплушке, уже в составе 3-го Белорусского фронта, она добралась до Литвы, где участвовала в большом наступлении Советсткой Армии января 1945 г. Медсанбат воевал в составе дивизии прорыва и принимал до 500 раненых в день. Как-то весной стояли в Восточной Пруссии. Вдруг кричат: «Немедленно все наверх, закрыть окна и двери!» Капитан Ханина все же подсмотрела в щелку: на заседание Верховной Ставки прошли маршалы Василевский и Баграмян — говился штурм Кенигсберга. На пути из взятого Кенигсберга прошли через поместье Геринга, где капитан Ханина отведала медвежьего и лосиного мяса. После этого из-за отступления одной из наших дивизий медсанбат попал в окружение, в результате чего Женя впервые оказалась на передовой. Когда продвигались через Польшу, было очень холодно, и сидя в «студебеккерах», персонал медсанбата согревался под польскими перинами. В местечке Карлсвальде 2 мая 1945 г. медсанбат стоял на согретой солнцем лужайке, а вдали на специальных тележках виднелись приготовленные для наступления огромные артиллерийские снаряды, названные в народе «иван-болван». Неожиданно раздался страшный шум и стрельба, и все решили, что снова попали в окружение. В панике выскочив из палатки, капитан Ханина узнала, что так ее однополчане празднуют дошедшую до них весть о водружении советского знамени над рейхстагом. Это событие и запомнилось Евгении Израилевне как День Победы. «Мадама капитана, шанго!» За службу в медсанбате на германском фронте капитана Ханину наградили вторым орденом Красной Звезды, а уже в июне медсанбат в теплушках повезли на восток: готовиться к войне с Японией. Через Москву и далее через весь Советский Союз медсанбат привезли в Бурятию: бурятки с землистыми лицами, и все курят, а юбки у них как у цыганок. Далее оказались в Монголии и без железной дороги, ночным маршем, прошли в Чойболсан. После того, как всему личному составу сделали прививки от чумы и холеры, 358 стрелковая дивизия, поднятая по тревоге, перешла речку Халхин-гол и вступила в Манчжурию, на территорию Манчжоу-го. По дороге осмотрели дворец несчастного императора Пу И. На всем пути от Мукдена до Дайрена вдоль дороги стояли толпы китайцев с флагами, воздушными змеями и барабанами, громко скандируя: «Рус шанго!» — «Да здравствуют русские!» В Дайрене (Дальнем) Женя Ханина, будучи офицером, занимала отдельную комнату. Ежедневно утром в дверь стучали три китайчонка: «Мадама капитана, шанго! Доброе утро!» и получали от нее каждый по банке консервов и пачке печенья. Поскольку дивизия прибыла в Манчжурию спешно, безо всякого имущества, за швейные машинки усадили пятерых китайцев, которые за пять дней обшили весь медсанбат: фронтовому хирургу Ханиной достались платья, юбки и два кителя — с зелеными повседневными и серебряными выходными погонами. А уже в сентябре в расположение дивизии прилетел на американском самолете японский генерал, передавший командованию сообщение о капитуляции. Осенью 1945 года капитана Ханину наградили Юбилейной медалью Монгольской народной республики, советской медалью «За победу над Японией» и орденом Отечественной войны 2-й степени. «Женечка, куда ты едешь!» - секретарша чуть не сорвала встречу с мужем Евгения Израилевна с начала войны не виделась со своим мужем, а начальство никак не хотело ее отпускать из действующей армии и даже не отвечало на ее рапорт. Тогда она самовольно ушла из расположения части и отправилась в Порт-Артур, в Главное медуправление, где пожаловалась на своего командира. Высокий начальник распорядился удовлетворить ее просьбу, и после пяти суток домашнего ареста за самоволку капитан Ханина отправилась в Москву. Предварительно она написала мужу, чтобы он, приехав в столицу, зашел в Главсанупр, где его должна была ждать записка жены с указанием ее московского адреса. Приехав в Москву, она оставила у секретарши записку с адресом, но встречи с мужем так и не дождалась. Тогда она в отчаянии попросила, чтобы ее направили на службу в Смоленский военный округ, где служил и Григорий Евсеевич. Капитан Ханина уже садилась в поезд на Савеловском вокзале, чтобы ехать к месту назначения, как вдруг услышала истошный крик: «Женечка, куда ты едешь!» Потрясенная неожиданной встречей, она увидела своего мужа, оказавшегося на вокзале совершенно случайно — забывчивая секретарша не передала ему записку жены. Немедленно сойдя с поезда, капитан Ханина отправилась назад в Главсанупр Советской армии. Тамошний начальник в звании полковника пригрозил за самуправство немедленно отправить ее служить в Будапешт, но сжалился и послал в Ленинград на курсы усовершенствования. Домой она поехала вместе с мужем. В 1946 г. капитана Ханину демобилизовали, после чего она завершила свое образование в мединституте. Полные 50 лет и еще 5 дней проработала доктор Ханина в 26-й поликлинике, из них 34 года участковым врачом, и еще 16 лет — врачом, курирующим ветеранов различных войн. В возрасте 78 лет Евгения Израилевна вышла на пенсию. Уже полтора года она прикована к постели в результате травмы. «Надо вам обязательно пойти в военкомат и разобраться, почему ваш папа не получил орден Отечественной войны, — сказала мне Евгения Израилевна на прощание. — Кстати, если у вас есть знакомые вдовы участников войны, скажите им, что они должны получить прибавку к пенсии к годовщине Победы».

Выражаем благодарность Оксане Сальниковой за фотографии!