|
Швейная машинка как образ еврейского гетто
Один из повторяющихся образов Лотоша – это швейная машинка. Художник объясняет это так: «Зингеровская швейная машинка пространственно интересна: взять хотя бы эти ажурные подставки. В некоторых работах я изобразил швейную машинку со стулом – как бы отсутствие человека и одновременно присутствие. Затем я стал рисовать машинку саму по себе, это пространственный эффект арки. В содержательном плане для меня швейная машинка ассоциируется с бытом гетто, с евреями – портными, сапожниками».
Тетка с телефоном – преемница царя Давида
Еще один образ, кочующий из работы в работу, – обнаженная дама с телефонной трубкой, воплощенная неспешность. «Эта идея возникла случайно: я работал над скульптурой царя Давида, псалмопевцем в мраморе. С лирой в руке он сидел на корточках, запрокинув голову, и пел в небо. И вдруг меня пронзило огорчение: насколько острее вышла бы эта скульптура, если бы на месте Давида была тетка с телефонной трубкой! Так вместо Давида с лирой, проданного в мюнхенский музей, возник образ женщины, самозабвенно говорящей по телефону. Получился образ более современный – и менее банальный, ведь Давидов в искусстве множество».
Кровати-надгробья
Кровать с двумя безмятежно спящими людьми – воистину центральный образ всей выставки. Работы из дерева, керамики, нарисованные на холсте вызывают ощущение спокойной дремотности и вечного покоя. Последняя ассоциация не случайно: ведь прообразом кроватей стали надгробья. «Кровать со спящими людьми я изобразил впервые в 1994 году. Толчком послужили надгробья времен римской империи, или, если хотите «еврейскую» привязку для Вашего материала (смеется), то Второго храма. Но мои кровати не несут на себя отпечатка трагичности или смерти: ведь сходство с надгробиями – чисто формальное, это просто заимствование композиции». В этом смысле особенно любопытна самая масштабная работа экспозиции, которой сотрудники галереи сами дали имя – «Алтарь кроватей». Гигантский «алтарь»  изготовлен художником из самого обычного деревянного поддона: «Я утащил его из какого-то двора, отчистил, сделал разрезы – 6 окон, и туда всунул уже готовые работы, ранее стоявшие на разных полках – от 1994 до 2000 года».
Описывать скульптуры Лотоша совершенно невозможно. С точки зрения художника, это большой плюс. «Беда, если в скульптуре присутствует литературность, сюжетность. Настоящая скульптура изображает то, что не выразить словами. Поэтому я подхожу к идее будущей работы с некоторой долей иронии, чтобы снять пафос, свойственный нашей профессии. Моя истинная задача – формальная, структурная: не создание сюжета, а освоение пространства, вертикаль, горизонталь». Роберт Лотош планирует вернуться к своим излюбленным образам, изображать их вновь и вновь. И в этом – весь художник, настоящий мастер возвращений! |
