Шолом-Алейхем на еврейском языке значит попросту «Здравствуйте» (точнее «Мир вам»). Такой псевдоним придумал себе Шолом Рабинович – cамый известный еврейский писатель, который родился ровно 155 лет назад – 2 марта 1859 года.
Тиражи книг Шолом-Алейхема больше, чем у всех еврейских писателей вместе взятых. На протяжении последних ста лет для миллионов читателей – евреев и неевреев, в России и не только – он был самым известным (если не единственным известным) еврейским писателем. Культура возложила на Шолом-Алейхема важную миссию: он «отвечает» в ней за самую многочисленную – российскую – ветвь еврейского народа.
У Шолом-Алейхема все признаки великого писателя. Великие писатели создают типы – например, Гамлета, Чичикова или Дон Кихота. Затем эти литературные типы начинают жить отдельной жизнью, становятся именами нарицательными, эталонами тех или иных качеств человеческой натуры. Шолом-Алейхем создал – и это очень много – три таких типа: Тевье-молочника, мальчика Мотла и Менахем-Мендла. Тевье – герой национальной утопии, персонаж на все времена, точнее, вне времени. Не то библейский патриарх, не то фермер, не то кибуцник. Или же и то, и другое, и третье одновременно. Стремительно американизирующийся Мотл – человек завтрашнего дня, еврей ХХ века. Менахем-Мендл – современник и сверстник писателя, даже отчасти его alter ego.
Так, благодаря Шолом-Алейхему, частью национальной мифологии становится бурная эпоха перемен, которая полностью совпала с недолгой жизнью писателя. Он родился накануне великих реформ, которые вывели российское еврейство из вековой спячки. И умер на пороге еще более великих исторических катаклизмов – революции и гражданской войны. В этих испытаниях его коллективному герою, российскому еврейству, предстояло стать одновременно и субъектом, и жертвой исторического процесса.
Шолом-Алейхем вошел в литературу на идише (презрительно именовавшуюся тогда «жаргоном»), когда она еще делала свои первые шаги, догоняя русскую литературу. Через сорок лет, в год его смерти, это была одна из самых мощных литератур с десятками писателей, журналистов, драматургов, критиков, издательств, журналов и газет. И в этом была немалая заслуга Шолом-Алейхема. Он всю жизнь был не только писателем, но и организатором литературного процесса. Именно благодаря Шолом-Алейхему литература на идише стала частью национальной идентичности рассеянного по странам и континентам еврейского народа.
Шолом-Алейхему повезло больше, чем другим еврейским писателям: его произведения переведены, в том числе, на русский язык. Проблема в другом. Советские издания практически не были прокомментированы. Между тем, реальность, которая стоит за текстами Шолом-Алейхема, его сложные и изысканные языковые игры совершенно непонятны современному читателю. Слишком далеки еврейские реалии столетней давности от нашего сегодняшнего культурного опыта.
Шолом-Алейхем, сталкивая высокое и низкое, библейскую цитату и украинскую пословицу, был «постмодернистом» до всякого постмодернизма. Но пятьдесят лет тому назад религиозно-бытовой контекст был все-таки более понятен еврейскому читателю. В крайнем случае, он мог проконсультироваться у своей бабушки. Попросту говоря: приличных комментариев не было, но были бабушки. А сейчас, к сожалению, ни того, ни другого. Приходится разбираться самим, готовить заново прокомментированные издания. Шолом-Алейхем в очередной раз принял на себя новую миссию – его книги стали дверью в мир еврейской культуры и еврейского прошлого для новых поколений.
|