Мне интересно узнать об иудаизме, это другая культура, это расширяет кругозор. С удовольствием походил по Синагоге, узнал много нового. Что же касается религиозной доктрины, то полагаю, что непроходимой разницы между иудаизмом и христианством нет.

 

Как и к насаждению любой другой официальной идеологии. Это попытка найти замену идеологии распавшегося СССР.

 

Понятно, что они уроды, по крайне мере большинство. Наш страх перед ними – это страх перед скинами нашего сознания. Они лысые, в военных ботинках, могут напасть и убить. Но как только среди ваших знакомых заводится скинхед, вы понимаете, что большинство из них – дети, которые в это играют.

Что с ними делать? В смысле эффективности и быстрого результата – бить! Если бы таджикская диаспора в ответ на убийство девочки вырезала всю эту компанию, не думаю, что кому-то захотелось бы повторить их «подвиг».

 

Скажите, а вы какой язык в школе учили? Ну что, хорошо вы его знаете? А курс физики помните? Я ничего не помню. Школа, в смысле образования, – выброшенные годы. Если вы хотите, чтобы человек чего-нибудь не знал, введите преподавание этого предмета в школе.

 

Нужно молиться… молиться и любить детей.

 

СМИ – это моя вторая боль. Первая –  это христианизация России, а вторая – ее СМИ. Наша пресса, как и наш народ, ленива и нелюбопытна. Послали куда-нибудь журналиста, он не дошел, сидит в ближайшей пивной, потом пишет с чужих слов. Убили Маневича, а в двух шагах от места убийства сидели все редакции, всех газет, и что, думаете, кто-то пошел смотреть?! Отправили репортера, и потом все, кто писал, писали со ссылкой на информ. агентства.

Как живет газета? Один приходит, приводит еще двоих журналистов и говорит: дайте денег, мы сделаем журнал. Делают как бы модный журнал, набирают рекламы, живут год-два, журнал умирает, открывают следующий.

Но дело не только в этом. Пресса – это голос масс. Это вместо того, чтобы выйти толпой на площадь. У каждой социальной группы должен быть свой рупор, но у нас нет социальных групп. Нас мало что объединяет. Вот петербуржцев объединяет любовь к городу. Это такая языческая религия.

 

Если честно, нет. В этой передаче я оказался случайно. Мне позвонил Лев Лурье. Мы с ним за неделю до этого общались по поводу издания его книги. Я был в кафе с ребенком, стоял у кассы, разговаривать было неудобно, из рук выпадали деньги, я даже не очень вслушивался. Понял, что речь идет о передаче, сказал что согласен, был уверен, что ничего не будет. Но через неделю мне позвонили.

 

Да, иначе я бы не занимался этим два года, обычно больше девяти месяцев нигде не задерживаюсь. Понимаете, все, что мы с гордостью можем перечислить как относящееся к культурному достоянию Петербурга, – это для туристов. Вот вы давно были в Эрмитаже? Это нормально, 95% парижан никогда не были на Эйфелевой башне. Но есть городская культура для самих петербуржцев, у нее мало потребителей, это слой тоньше плесени. Но мне было очень интересно в это вникать.

 

У всего есть своя протяженность жизни. Эта передача умерла естественной смертью.

 

Мне попалась книга Питера Крофта об Экклезиасте, по-моему, на иврите это Когелет, правильно? Экклезиаст –  это такая книга, которую прочитал, а о чем она, -  сказать не можешь. Можно прочитать еще раз, результат тот же. А этот Питер Крофт ее объясняет. И объяснение его построено на том, что эта книга рассказывает, в чем смысл жизни. Мне это очень важно, потому что я живу и не знаю, в чем смысл, мне уже почти сорок, так могу никогда и не узнать.

Он говорит о том, что есть пять смыслов, но перечисляет только четыре: удовольствие, деньги, власть, служение ближнему. Я дочитал до конца, а пятого не нашел и стал об этом думать. В чем же пятый смысл? И понял, что это потребность быть любимым. Даже если «настоящий мужчина», герой со стальным подбодком, говорит, что ему это неважно, - это неправда. Если эта любовь уходит, все рушится, как здание, которое прогнило изнутри.