София Гвирц "Тен симха лэ ам Исраэль" –                                                              "Дай радость народу Израиля"

В Еврейском Общинном Центре проходит выставка замечательного петербургского фотографа Юрия Абрамовича Алейникова, посвященная гастрольному туру «поющего рабби» – Шломо Карлебаха, выступавшего в Ленинграде в 1989 году

20 октября 2010 года исполнится 16 лет с тех пор, как ушел из жизни Шломо Карлебах, «поющий рабби», один из самых популярных авторов и исполнителей хасидских песен в мире. Рав Шломо часто повторял: «С печалью тяжело идти по жизни, в радости человек танцует и поёт, я ненавижу печаль, даже когда я грустен – я радостен». Шломо Карлебах родился в Берлине, в 1925 г. в семье, принадлежащей к одной из старейших раввинских династий в Германии (документально зафиксировано 18 поколений этой семьи, посвятивших себя Б-гу). С самого раннего детства маленький Шломо уже изучал Тору и Талмуд. Когда мальчику исполнилось 8 лет, его семья вынуждена была бежать от зарождавшегося в Германии фашизма сначала в Австрию, а накануне Второй мировой войны – в Америку. В 1949 году произошла судьбоносная встреча молодого хасида Карлебаха с Любавическим ребе. «Он дал мне новую душу. Я вдруг почувствовал ответственность за каждого еврея. С его благословения я отправился искать еврейские души – рассыпанные по свету искры», – рассказывал Шломо Карлебах. В середине шестидесятых, когда Шломо Карлебах только начинал писать свои песни, в Америке готовилась демонстрация в защиту советских евреев. Его попросили сочинить к этому событию песню. Так родилась песня «Ам Исраэль хай» – «Народ Израиля жив». Одна из самых популярных израильских песен, которую все считают народной. Так путь Шломо был определен. За сорок лет более тысячи его песен разлетелись по свету и обрели собственную жизнь. «Еврей всегда находится на пути в Иерусалим, – говорил Карлебах. – Нет такой боли в мире, которая заставила бы меня забыть Иерусалим. И нет такой радости, которая бы заставила меня забыть Иерусалим". Вы спрашиваете, почему я танцую, так я отвечу: это душа моя рвётся вверх, а тело - тяжёлое бренное тело - тянет её к земле, не даёт взлететь". Но в 1994 году душа всё-таки победила тело, это произошло очень символично, в самолете, совершавшем полет в Канаду. Шломо Карлебах так и не допел свою последнюю песню о милости Б-жьей и народе Израиля. Вклад реба Шломеле в еврейскую культуру нельзя переоценить. Особенно, учитывая то непростое время и условия, в которых приходилось творить. Впервые в Москву Карлебах приехал в 1970 году, когда сделать это ортодоксальному еврею, а тем более раввину, было практически невозможно. В условиях советского режима и политической пропаганды он организовал празднование Симхат-Торы в самом центре Москвы, в московской Хоральной синагоге, той самой, которая «на горке». Слух о приезде «поющего ребе» облетел все еврейские дома Москвы. Тысячи людей, преодолев страх, впервые в жизни пришли к синагоге на еврейский праздник. Ребе пел всю ночь, и вместе с ним до восхода солнца пели и танцевали у синагоги советские евреи. Над Москвой, может быть, впервые в истории, звучали такие песни Карлебаха, как «Ам Исраэль хай», «Исраэль, Исраэль». Так же тепло и сердечно встречали «поющего рабби» в 1989 году, во время второго гастрольного тура Шломо Карлебаха в СССР. Именно этому событию посвящена выставка замечательного петербургского фотографа, Юрия Абрамовича Алейникова, которая открылась недавно в Еврейском Общинном Центре ( ул. Рубинштейна, 3) и будет находиться там до 25 октября 2010 года. На ней представлены фотографии с концертов Карлебаха, прошедших осенью 1989 г. в Ленинграде. Репортаж с тех далеких концертов в России ещё никто не видел, так как выставка проходила в Нью-Йоркской синагоге на 79 str. West-Side в 1990 году, после чего частично была представлена в Лос-Анджелесе. Автор работ был лично знаком со Шломо Карлебахом и даже получил в дар его расшитую бисером чёрную бархатную кипу. Фотографии, представленные на выставке, уникальны не только тем, что на них можно увидеть знаменитого «поющего раввина». Они отражают дух того времени. На них лица, которых мы больше никогда увидим на улице, взгляды людей, не затуманенные мыслями о глобальном финансовом кризисе, несмотря на то, что денег тогда тоже не было ни у кого. Просто люди были чище, светлее что ли. С фотографий смотрят на нас смешные девочки в неизменных клетчатых платьицах, лохматые и очень добрые хиппи, красивые и простые, не знавшие новомодного слова «гламур» еврейские девушки, пожилые тётушки в роговых очках и, конечно он, веселый Шломо, поющий о Б-ге и своем народе.