|
За колючей проволокой
Я родилась в Польше в 1924 году в городе Коломыя Станиславского воеводства (теперь –
|
Ядвига. С.-Петербург, 2009 (?) г.
Фото Стефана Хейновича
| территория Украины). Детей в семье было пятеро. Мой отец был маляром, мама находилась дома с детьми. Когда Гитлер напал на Советский союз, я как раз закончила школу-семилетку.
1 марта 1942 года в нашем городе было создано гетто. Раньше мы жили в центре города, но теперь были вынуждены переехать в район гетто. Там все было обнесено колючей проволокой, чтобы мы не могли уйти. Отец сразу же пошел работать, он был очень хорошим профессионалом. Папа работал на немцев, красил и руководил ремонтом самых красивых квартир, которые когда-то принадлежали евреям, а теперь их заняли немцы. Утром он уходил на работу и возвращался вечером.
Другим заложникам гетто было крайне непросто выйти на улицу. Немцы ловили людей, как ловят на улице бездомных собак. Я помню, как фашисты, у памятника Ленину обнимающему Сталина, надели на шею евреям шнуры, избивали их, и заставили их опрокинуть этот памятник. После этого около двухсот евреев были расстреляны. Их расстреляли в бывшей синагоге, а тела бросили.
“Еврей – не человек”
Мы работали: мыли казарму, окна, двери, коридоры, туалеты. Весь день. Нами руководила немецкая армия, не гестаповцы. Один немец, помню, даже дал мне кусок хлеба с маслом и медом. Еще там была украинская полиция - украинцам в Германии было хорошо, и они с радостью жили там. Евреи не имели права ходить по тротуарам, могли ходить только по дороге, где ездили автомобили. Однажды мы шли мимо большого здания, где на балконе стояли гестаповцы, около восьми человек. Они были пьяны, смеялись и кричали. А когда они увидели нашу колонну, начали стрелять. Четверо наших были убиты.
Я не знаю, почему, ведь мы просто шли мимо. За что они сделали это?
Я хочу, чтобы мир знал о том, что делали фашисты. Если ты еврей ты для них был не человек. Каждого из нас был “помечен” повязкой через плечо, на которой была вышита шестиугольная звезда. Мы все должны были носить их.
Видеть наполовину
Один раз мы носили доски, по четыре и шесть метров. У одной женщины на руках был грудной ребенок. Она стала снимать со своего рукава повязку, и ребенок громко заплакал. Немец подскочил к ней, схватил малыша за ноги, и ударил его об электрический столб. Ребенка убило сразу, а его мать бросилась на фашиста. Он выстрелил в нее. Я видела это своими глазами и с тех пор не могу забыть. На всю жизнь в моей памяти осталась эта женщина с ребенком. А вскоре я потеряла один глаз...
Дело было так. Одна украинка по имени Ирена Мельничук дала мне половину хлеба для моей матери. Я была так счастлива, что я принесу маме кусок хлеба с работы! По дороге в гетто стояли “ворота” из немецкой полиции, которые остановили меня: "Что у тебя там?». Я держала завернутый в тряпку кусок хлеба в руках. Немец снова говорит: "Что у тебя там?». Я молчу. Второй подошел ко мне, схватил хлеб, бросил на землю, в лужу и в грязь. Я начала плакать, потому что мать сидела дома голодной. Он, видя мои слезы, подошел и ударил меня очень сильно по лицу так, что искры из глаз летели. И еще что-то произошло у меня с левым ухом. Я пришла домой вся в слезах, а утром, проснувшись, поняла, что у меня что-то со слухом, и над левым глазом мутнеет, будто кто-то налил в него воды. О том, чтобы найти врача, не стоило и думать. В конце концов, один глаз перестал видеть.
Фашисты продолжали расстреливать людей, а мы собирали трупы и отвозили до границы гетто, потом другие люди их оттуда забирали и закапывали.. Вокруг Коломыи на четыре или пять километров - одни леса. Там погибло около десяти тысяч человек, в том числе немецкие евреи, которые пришли из Вены в 1940 году. Евреи сами рыли ямы в виде канав. Через несколько лет представители Израиля поставили рядом с лесом, на дороге, памятник.
Я прожила в гетто с 1 марта по конец октября 1942 года, пока не представилась возможность бежать.
Побег. Новая семья
В гетто мы всегда спали в одежде, потому что внезапно могло случиться все что угодно. Ночью могли начать стрелять и включали очень яркий свет. Один раз стали бросать гранаты. Я выскочила босиком, в тонких штанишках, и думала о том, лишь бы не выстрелили мне в лицо, потому что не хотела видеть, как в меня стреляют. Бежала, пытаясь пройти через колючую проволоку, которой было окружено гетто. В некоторых местах тока не было, и можно было рискнуть пройти наружу. Мне это удалось, хотя все ноги были изранены.
В городе был комендантский час. Я шла ночью через весь город, в полном одиночестве, босиком, к дому моей школьной подруги, с которой в течение нескольких лет мы сидели за одной партой. Мы всегда делали вместе уроки, наши родители знали друг друга. Я пришла к ее дому и стала звать его у окна: “Виолу! Виолу!”. Ее звали Виола-Тереза. Она выскочила на крики: "Боже мой, откуда ты?». Ее отец посмотрел на меня, взял за руку и повел в конюшню. Они спрятали меня там, положили спать на сене, хорошо накормили. Утром он предложил остаться у них, приняв их веру, чтобы сохранить жизнь. Я согласилась. Это был единственное спасение для меня.
Папа Виолы-Терезы читал мне Библию, научил меня “Отче наш” и другим молитвам. Они пытались убедить меня все оставить в прошлом. Через некоторое время меня крестили. Моей семьей почти на два года стали Владимир Стржельбицкий, его жена Екатерина и дети – Наполеон, Дионисий и моя подруга Виола-Тереза. Я могла выходить только ночью, а днем много вязала крючком.
Эти люди спасли мне жизнь
Сама по себе 28 марта 1944 года Красная Армия освободила Коломыю. Еще десять дней после этого я боялась выходить, мои новые родители предполагали, что немцы еще могут вернуться. Это были такие дни, когда днем были немцы, а ночью – уже русские, было непонятно и страшно. А еще там были соседи, которые кричали: "Эй, Стржельбицкие, опасались, что в городе не будет евреев, и оставили себе еврейку на расплод!”. И это говорили христиане!
Я должна была уйти из этого города, потому что по ночам тут еще орудовали бандеровцы. Они видели евреев, шли и убивали. Моя новая семья боялась за меня. И я пошла пешком в Заблотов, провела там ночь, потом отправилась в Черновцы, шла и думала про себя: «Бог на небесах".
Была суббота, вечер. Навстречу мне шли два еврея с пейсами и в шляпах. Я подошла к ним и рассказала, что я из гетто, мои родители умерли, и что мне негде жить. Они дали мне рюкзак, два куска мыла и 24 рубля, первые деньги заработанные Наполеоном, сказав, что это все, что могут. А один сказал: "Пойдем с нами", и они отправились в синагогу. Я ждала возле синагоги, они вошли, пытались договориться, но у них не получилось. Второй отказался взять меня к себе, сказав: “Что? Чтобы она мне вшей притащила?.. Нет, моя жена не согласится. Я не беру никого на ночь”.
Работа за еду и кров
В то время поляки жгли украинские села, а украинцы польские. Украинские и польские деревни были сожжены. Это было страшное время. Я пошла дальше и остановилась возле приходской церкви, куда женщины шли к вечерне. У меня был на шее крест. Я подошла к ним спросить, не могли бы они мне помочь, потому что уже вечер, а мне негде спать. Одна сказала мне: "Пойдем, детка, пойдем". Всю службу я просидела на задней скамье, а после вечерни она подошла ко мне с ксендзом. Священник спросил меня, кто я и откуда. Я не сказала всей правды, только лишь о том, что бежала из горящей деревни. И священник сказал той даме: «Возьмите девушку к себе сегодня, пожалуйста, завтра суббота, решим, как поступить". Дама привела меня к себе домой, положила на солому, дала одеяло и заперлась от меня на ключ. Утром мы встали, позавтракали и пошли в церковь. Священник, который вышел к нам после службы, спросил, что я могу. Я ответила, что могу делать все - и посуду, мыть полы, стирать. Что готова делать все за еду и крышу над головой, чтобы я потом могла вернуться в Коломые. Священник сказал: «Пожалуйста, отведите эту леди к Марии Грубер, чтобы она остановила ее у себя дома".
У Марии я делала всю тяжелую работу: рубила дрова, топила печь, носила воду… Раньше здесь был ресторан, а сейчас – обычная столовая. Русские приходили сюда обедать, у них были талоны.
Вскоре там я встретила своего будущего мужа. Он работал в городском совете, ему удалось получить бумагу на меня, что получил бумагу для меня, что я работаю там уборщицей. В то время людей ловили на улицах и тех, кто без документов, отправляли работать на Кавказе и в Донбасс. Время было страшное, людей освобождали из лагерей.
Потом мы поженились, стали жить в хорошей квартире, в которой, правда, не было мебели, но со времени мы заработали…
Так закончилось для меня это страшное военное время. |
