ВОСПОМИНАНИЯ

Как незабытый страшный сон…

Продолжение трагической и удивительной истории Любы Яковлевны Гительзон. Начало читайте здесь.

Отправляясь к Любе Яковлевне Гительзон, я и представить себе не могла, что буду разговаривать с узницей концлагерей – живой свидетельницей Холокоста… Люба Яковлевна Гительзон позвонила в Синагогу, чтобы рассказать о том, что ее покойный свекор был руководителем синагогального хора. Эту часть ее истории мы опубликовали некоторое время назад. Но разговор Люба Яковлевна начала совсем с другого. Я предложила ей рассказать о свекре. Она как будто не услышала меня. И начала свою историю: - До войны я с родителями, старшим братом и бабушкой жила в Вильно…

Семья Гительзон (конец 30-х гг.) г. Вселоко. Верхний ряд: брат Любы Яковлевны, ее отец Яков,  мама, сама Люба Яковлевна. В Холокосте погибла вся семья, выжила только Люба…

Я не стала перебивать, хотя еще не понимала, что Люба Яковлевна хочет мне сообщить. А потом мне казалось, что я сплю и вижу страшный сон. Чужой страшный сон-воспоминание. Я немало слышала и читала рассказов об ужасах Холокоста. Но мне никогда не приходилось беседовать с теми, кто прошел все круги фашистского лагерного ада. Судя по всему, я была первым слушателем истории Любы Яковлевны. Почему она только сейчас решилась рассказать?.. Об этом чуть позже. Итак, передо мной – согбенная, седоволосая 88-летняя женщина. Она то и дело приподнимает очки и трет пальцами глаза. Еще по телефону она сообщила мне, что ее замучил конъюнктивит – я не понимаю, это она плачет, или ее мучит инфекция. - Уже в 20-х числах июня 1941 года немцы вошли в Вильно. Я тогда училась в последних классах гимназии. Старшему брату было 20 лет. Он работал в магазине. Хозяин магазина попросил его подежурить ночью – он боялся, что в суматохе товар разворуют. В общем, брата немцы забрали прямо из магазина. Больше мы брата никогда не видели. 19 июля прямо из дома забрали отца: в июле отправка виленских евреев в гетто приобрела по-немецки систематичный характер. Теперь в городе, который, хоть и был столицей Литвы, но из-за обилия живущих в нем евреев, звался европейским Иерусалимом, перестали хватать на улице «за еврейскую внешность» и начали задерживать по спискам. - Папа даже не пытался скрываться, хотя многие ему это советовали: он искал моего брата… О брате нам сообщила литовская крестьянка, пришедшая в город. Она сидела колонну молодых людей, которых куда-то гнали немцы. К ее колодцу подошел парень, чтобы напиться, назвал себя и сказал, чтобы она сходила в город, нашла нас и передала, что его гонят куда-то на работу. Больше мы о брате ничего не слышали… С отцом ситуация повторилась: на этот раз к нам пришел немец и шепнул, что Яков Гительзон здоров, и его также угнали на работу. И от отца больше вестей не было. Уже после войны Люба Яковлевна подавала запросы и в Красный Крест, и в разные архивы, и в Яд Ва Шем. Ни в списках погибших, ни в списках выживших отец и брат не значились. Видимо, их можно отнести к числу бесследно сгинувших жертв войны, след которых сохранился только в памяти близких… 23 сентября 1941 трех женщин: бабушку, дочку и внучку Любу угнали в виленское гетто. Бабушка вскоре умерла своей смертью. А Любе и ее маме предстояло еще жить. Немцы сортировали заключенных женщин – тех, что постарше, уничтожали. А молодые пока были нужны в качестве дармовой рабочей силы. Первый раз маму удалось спасти: Люба с подружками ярко ее накрасили. Худенькая, моложавая мать сошла за молодую женщину, и ее оставили в живых. Пока. Люба Яковлевна рассказывает немного сбивчиво: ей и трудно, и больно вспоминать. Годы в гетто и концлагерях были очень богаты страшными событиями. Память, как вспышка, выхватывает отдельные, наиболее яркие события. Вот мама с Любой вместе работают на ткацкой фабрике. Надсмотрщик заметил, что Люба помогает маме и сильно ударил девушку прикладом по спине. От боли у Любы искры посыпались из глаз. Но самое ужасное случилось на следующий день: она не смогла даже сползти с нар. Невозможность выйти на работу в том страшном мире грозила не больничным листом, а смертью. Любу пожалел охранник в бараке. По его приказу она наклонилась, задрала кофту, он нащупал какое-то место на ее позвоночнике и нажал со всей силы. В глазах потемнело от боли. Но Люба была спасена: она смогла как-то доползти до рабочего места… Тот удар прикладом не обошелся ей даром: в 1948 году она провела полгода в ленинградской больнице. Ей сделали операцию на позвоночнике. После той операции она больше не вернулась в политехнический институт, где училась на инженера… В больнице она познакомилась с будущим мужем. Но это было уже в другой – послевоенной – жизни… Еще эпизод. Люда, еще одна девушка и пятеро мужчин решили бежать. Через подземный ход они улизнули с фабрики. Больше месяца прятались в катакомбах. Немцы их поймали. Мужчин расстреляли. А Любу и ее подругу опять пощадил охранник. Почему? Люба Яковлевна и сама не знает, как ответить на этот вопрос: - Я столько раз ходила под самой смертью. Меня били. Мне приставляли дуло пистолета к виску. Я падала от голода. Но почему-то осталась жива. Не знаю, почему. Видимо, такая у меня судьба. Маму расстреляли 4 августа 1944 года под Ригой, недалеко от озера Югла (сейчас это зона отдыха рижан). Она совсем ослабела. А немолодые и слабые немцам были не нужны. Потом был лагерь Шуттгоф (тот самый, который "прославился производством мыла из человеческих тел). Перед отправкой в лагерь у организованных немцев случилась заминка: на баржах к лагерю пригнали слишком много народу. И Любе с ее товарищами по несчастью пришлось десять дней сидеть на баржах, ожидая, пока фашисты уничтожат нужное количество людей, и для новеньких освободятся места… На военном заводе в Магдебурге она целый год работала в цеху, где производили гильзы. Девушки вручную как бы вытягивали их из заготовок. Люба Яковлевна рассказывает: - Работать надо было с дикой скоростью. Чуть замешкаешься, и горячий металл летит тебе в лицо. Помню, как раскаленная заготовка на моих глазах убила мою соседку – венгерку Магду, буквально разворотив ей лицо… По мере отступления немецкой армии работоспособных заключенных стали куда-то перегонять. Люба с подружками опять умудрились убежать от вздремнувших на привале охранников-эсесовцев. Блуждали по лесам, чуть опять не напоролись на немцев… Их спрятал пожилой мужчина-поляк… Свободу Любе принесли советские войска. Она вернулась в Вильно в надежде встретить отца или брата. Ни от одного, ни от другого не осталось и следов. А потом Любин дядя, живший в Ленинграде, вызвал ее к себе…

Л.Я. Гительзон, 1960-е гг.

Любе Яковлевне явно тяжело говорить. По ее словам, она впервые делится эпизодами своего ужасного маршрута: - Понимаете, я не могла говорить об этом. Во-первых, тяжело. Во-вторых, мне казалось, что мне поверят. Нет, не потому, что меня заподозрят во лжи. Просто в мирной жизни то, что случилось со мной, кажется абсурдом, каким-то мрачным, невозможным миром, как из сна. На самом деле, странно, сидя в обычной многоэтажке на севере города, слушать о ТАКОМ под гул телевизора, доносящийся из соседней комнаты. Кажется, показывали футбольный матч. Трибуны ревели… А перед глазами старой женщины проходила череда соотечественников, расстрелянных, умерших от болезней и слабости, сожженных в печах, убитых током, который немцы пропускали по проволоке ограды концлагерей… Люба Яковлевна Гительзон заканчивает рассказ: - Я не взяла фамилию мужа, потому что надеялась: папа или брат будут меня искать. Никто ее не искал.

Мария Конюкова

Уточнение После публикации статьи «Люба-Ляля-Лола Гительзон и ее свекор – руководитель синагогального хора» в редакцию www.jeps.ru обратились с вопросом: как Люба Яковлевна могла находиться в Бухенвальде, если в этот лагерь отправляли только мужчин? Поясняем. Женщины содержались во «внешних» лагерях Бухенвальда. Один из таких «филиалов» находился в Магдебурге, где Люба Яковлевна прошла все круги ада… В справке, выданной Российским обществом красного креста значится: «ГИТЕЛЬЗОН Лола, отец-Якоб, 27.10.1924г.р. в Вильно, была доставлена 1.10.1944 полицией безопасности Риги в концлагерь Штуттхоф, лагерный № 95091; переведена 3.11.1944 в концлагерь Бухенвальд/команда Магдебург, лагерный № 39144, где содержалась еще 18.11.1944.»