Раввин Костромы Нисон Руппо
|
- Р. Нисон, как Вам удалось установить, что сойфер четвертого Любавического Ребе и дед петербурженки Фиры Израилевны Оршанской – один и тот же человек?
- У нас в Костроме есть еврейская семья, чьи предки родом из Любавичей. Эти люди рассказали мне, что в Петербурге живет их родственница Фира Израилевна, дед которой, Шмуэль Рабинович, также жил в Любавичах и служил писарем у Ребе. Я позвонил пожилой даме. Во время разговора с ней в моей памяти всплыл один эпизод: когда я еще был студентом ешивы при «Севен Севенти», мне понадобилось что-то выяснить, и я снял с полки старую книгу. Это были труды ребе Маараша – четвертого Любавического Ребе (1834 – 1882 гг.). Я очень удивился: книга была набрана не обычным типографским шрифтом, а имела вид рукописи. Почерк красивый, но читать нелегко. Уже позже я узнал, что в Любавичах книги зачастую издавались методом копирования рукописей, так как не было денег на типографию. В последующие годы эти книги так и продолжали издавать методом репринта. В 90-е годы это даже послужило поводом для высказывания Седьмого Любавического Ребе – он упоминает в одной из своих бесед о книгах, которые «трудно читать», и призывает напечатать их нормальными буквами! Пожелание Ребе было исполнено – лет 15 назад книги Маараша наконец набрали типографским шрифтом. Однако «рукописные» книги Маараша можно найти в ешивах и по сей день – они все еще в ходу… В общем, я решил разобраться, что стоит за семейным преданием Оршанских. Я знал, что у ребе Маараша был сойфер (писец) по имени Шмуэль, который записывал его труды, а также переписывал для общины и другие еврейские книги – служил своего рода «ксероксом». Я начал копаться в источниках – и установил, что фамилия этого сойфера была Рабинович. Так разрозненные части паззла встали на место. Стало понятно, что сойфер Маараша – это и есть дед петербурженки Фиры Израилевны Оршанской!
- И какие ваши впечатления от разговора с Фирой Израилевной?
Впечатления совершенно особенные. Сейчас я Вам перескажу наш разговор, и вы поймете, отчего я удивился.
«Фира Израилевна, – сказал я ей, – выходит, что я учился в ешиве по книгам, которые переписал Ваш дедушка!»
«Что вы говорите, - поразилась она. – А сколько вам лет?!»
«Тридцать четыре»
«Не может быть! Вы хотите сказать, тридцать четвертого года рождения?»
«Нет, именно тридцать четыре».
«И вы учились в ешиве? Разве сейчас есть ешивы?!»
Вот так-то. Фира Израилевна, внучка сойфера Ребе, не знала, что сегодня по всему миру есть огромная сеть Любавических ешив. Ее папа в 1917 году бежал из Любавичей. В ее семье о предках было не принято говорить. Она росла в обычной интеллигентной питерской среде. Фира Израилевна считала, что с революцией в Любавичах все закончилось! В разговоре со мной она испытала настоящий культурный шок... Я, признаться, тоже! В своих беседах седьмой Любавический Ребе часто рассказывает истории о «потерянных детях» еврейского народа. О том, как после войны все думали, что еврейская жизнь кончилась, что больше ничего не осталось. Но чтобы такое было сегодня, в наши дни?
…Этим летом я был на даче у своих костромских знакомых. К ним в гости прибыл петербургский родственник. Представьте себе картину: стоит посреди сада еврей средних лет, в шортах, без кипы, держит яблоко… и вдруг говорит «Шеэхияну»! (благословение, которое говорят на плод нового урожая – ред.) Откуда, спрашиваю я? Откуда ты, сын убежденных коммунистов, знаешь это благословение? Да вот, отвечает он, бабушка меня в детстве часто угощала фруктами и говорила: ну, скажи «Шеэхияну»…
А тут, в 2012 году, в Петербурге, внучка сойфера Ребе не знает о том, что сегодня есть ешивы, и по книгам ее деда продолжают учиться евреи…
|