ИНФОРМАЦИОННЫЙ ПОРТАЛ ЕВРЕЙСКОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ ОБЩИНЫ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
190121, Россия, Санкт-Петербург, Лермонтовский пр., 2, тел: +7(812)713-8186 Email: sinagoga@list.ru
  
Большая хоральная синагога Петербурга
EnglishHebrew
Карта сайта

 СИНАГОГА

 

 

 ЧТО ЕСТЬ В СИНАГОГЕ

 ЗАНЯТИЯ ПО ИУДАИЗМУ

 КУЛЬТУРНЫЙ ЦЕНТР

 

 ЕВРЕЙСКИЙ КАЛЕНДАРЬ И ПРАЗДНИКИ

 ДЕТСКИЕ САДЫ, ШКОЛЫ, ЕШИВА

 ПРАКТИКА ЕВРЕЙСКОЙ ЖИЗНИ
Обрезание
Еврейское имя
Выкуп первенца
Еврейский день рождения
Опшерениш (первая стрижка мальчика)
Еврейское воспитание
Изучение Торы
Бар/Бат мицва - еврейское совершеннолетие
Хупа
Миква и чистота семейной жизни
Кашрут
Мезуза
Похороны и траур

 ЕВРЕЙСКИЕ РЕСУРСЫ

Анна Гольдина. Мы выжили!

Анна Гольдина Мы выжили

 

«Вдруг прохожие стали останавливаться и показывать на что-то белое, похожее на стаю чаек, плывших по центру реки. Женщины тоже остановились и подошли к парапету. Это были панамки, белые детские панамки…»

 

В моей семье о войне помнили всегда. Моя прабабушка со смешным именем Мина часами могла мне рассказывать, как они эвакуировались из Ленинграда, как жили на Урале. Иногда, очень редко, она вспоминала о своей маме и о многочисленных родственниках, оставшихся на территории Белоруссии. От них остались только имена и пара-тройка смешных историй…

Вероятно, это – особенность национального воспитания: растить ребенка, рассказывая поучительные истории, которые врезаются в память и учат жизни, объясняют, что такое добро и зло. Эти порой несвязанные между собой истории врезаются в память и иногда кажется, что все это произошло с тобой, так много деталей ты помнишь.


Когда объявили, что началась война, мой прадед, Соломон Аронович Брегман, беспартийный большевик, был на заводе. В этот день его больше всего беспокоила неявка трудового коллектива на прививку против туберкулеза. Дело было не только в том, что его собственная мать умерла от этого заболевания. В нежелании сотрудников прививаться он видел нарушение коммунистической дисциплины. Прадед привел медсестру прямо в цех и сделал себе «показательную» прививку. Инженеры и рабочие вынуждены были выстроиться в очередь, отвертеться от процедуры теперь было невозможно. Когда голос из репродуктора объявил о нападении Германии, люди какое-то время продолжали подходить к медсестре, которая, не прерываясь, делала прививки. Прошло какое-то время, прежде чем собравшиеся в цехе люди поняли, какая беда обрушилась на страну.


Моя прабабушка, Мина Янкелевна Мейзина, и ее 14-летняя дочь Полина тем временем собирались в Белоруссию, в Чашники. В этом небольшом городочке жила прабабушкина мама, Хана. Пожилая, но еще полная сил и энергии, женщина уехала из Ленинграда в самом начале июня. Она приезжала к младшей дочери, Иде Янкелевной Крупкиной, которая в конце апреля родила сына Якова. Для семьи это было большое событие, потому что над ними словно тяготело семейное проклятье.  Мальчики, а Хана родила их пять, умирали либо в младенчестве, либо в совсем еще юном возрасте. Только один, специально названный Альтер (старик), чтобы отвести беду, дожил до сознательного возраста.


Первый месяц жизни внука Якова Хана помогала дочери, а потом, оставив ее заботам старшей сестры, моей прабабушки, отправилась домой. Никакие уговоры дочерей не помогли, в Чашниках осталось хозяйство, требующее тщательного присмотра. 20 июня сестры получили письмо, в котором говорилось, что Хана благополучно добралась до дома и ждет их в июле к себе. «Хорошо, что мы не успели выехать, – говорила прабабушка. – Ведь всех наших родственников, приехавших в Белоруссию на каникулы из Ленинграда и Москвы, к концу лета уже не было».

Начало войны прабабушка помнила смутно. Только одно воспоминание врезалось ей в память. Она с сестрой Идой, несущей на руках маленького Яшу, шли по набережной Невы. Вдруг прохожие стали останавливаться и показывать на что-то белое, похожее на стаю чаек, плывших по центру реки. Женщины тоже остановились и подошли к парапету. Это были панамки, белые детские панамки. Прабабушка, женщина сильная и неслезливая, рассказывала, что они с сестрой были потрясены увиденным. Она обняла сестру и ее малыша и плакала вместе со всеми стоящими рядом. Мина говорила, что они тогда были потрясены, потому что не знали на что вообще способными эти люди (фашисты).


Вскоре ее отправили рыть окопы. Тогда она впервые увидела фашистские самолеты. Они летели на бреющем полете и расстреливали перепуганных женщин, метавшихся по среди поля. Женщины были яркими и удобными мишенями в летних ситцевых платьях, в платочках на головах. Мине чудом удалось спрятаться. Ночью она огородами ушла домой.


Так случилось, что эвакуироваться можно было либо с заводом, на котором работал муж прабабушкиной сестры Иды Абрам Крупкин, или воспользоваться связями прадеда. Женщины решили ехать с заводом. Начальником поезда был брат Абрама, и это казалось безопасней. Теплушки и отсутствие минимальных удобств их не испугало. Однако Соломон решил по-своему: Он загрузил женщин в грузовик и привез их к «своему» поезду. Это был состав из пульмановских вагонов. Прабабушка говорила, что вывозили на Урал скорее не их, чудом попавших в этот поезд, а сам состав, представлявший материальную ценность. Купе были действительно красивыми, обшитыми деревом. Поезд на протяжении всего пути охраняли с воздуха, что, впрочем, не делало путешествие безопасным. У железнодорожных путей валялись разбитые, обгоревшие вагоны, везде были трупы. Несколько раз в небе над мчащимся эшелоном завязывался бой. Конечно, бомбили…  Прабабушка часто вспоминала покореженные рельсы, уходящие в небо.


Эшелон, которым руководил Крупкин, так и не смог покинуть города. Брат Абрама умер еще в первую блокадную зиму.


На Урале прабабушке удалось устроиться официанткой в офицерскую столовую при госпитале. Это было необыкновенным везением. Красивая женщина, она пользовалась неизменным успехом у выздоравливающих офицеров. В эвакуации к предмету ухаживания ходили не с цветами, а с продуктами, благодаря этому Мине удалось вытянуть не только свою дочь, но и сестру, и ее детей. «Мы должны были выжить», – говорила прабабушка.

Однажды, собираясь домой, прабабушка стала одевать пальто и вдруг почувствовала в рукаве что-то теплое. Сначала она не сообразила, что ей мешает, а когда скинула пальто, оказалось, что это крыса, гигантская крыса, такие были только во время войны. Она закричала и пришедшие ей на помощь офицеры забили крысу ногами.

Прабабушка вертелась, как могла, и добилась довольно сносного, если не сказать хорошего, существования. В одну из военных зим ей удалось заполнить подвал картошкой. Соседи узнали об этом и даже сделали подкоп, чтобы эту картошку воровать.


Прабабушкина мама погибла практически в первые дни войны. О ее судьбе сестры подробно узнали только в начале 60-х, когда их пригласили на открытие памятника в Чашниках. Мероприятия были рассчитаны на несколько дней, но опухшие от слез сестры вернулись из родного городка намного раньше ожидаемого срока. Прабабушка редко рассказывала мне о той поезде, видимо, щадила детскую психику… Всех евреев, населявших Чашники, согнали к яме и расстреляли из пулемета. Выжить удалось только одной девушке. Она в момент, когда фашисты ворвались в дом, оказалась за дверью и ее не заметили. Прабабушка мне говорила, что больше всего ее поразил детский ботиночек, чудом сохранившийся с довоенных времен и торчавший где-то на краю ямы, увенчанной памятником.

Это сейчас принято говорить, что Холокост – выдумка евреев. Для моей прабабушки и ее сестры в этой яме лежали не какие-то мифические личности, которые может были, а может нет. Практически каждого они знали в лицо. Там лежали девочки, с которыми они в детстве играли, их дети, которые с криками бегали по улицам. Старухи, которых они помнили молодыми полными сил женщинами. Мужчины, вывозившие из Чашников свои семьи, когда в город входил Петлюра. Там лежала их мать, которую они не смогли уговорить остаться в Ленинграде. У их ног лежала их история, их порушенная семья, жалкими осколками которой остались они и их немногочисленные дети. Фашисты пытались стереть с лица земли всех, но мы вопреки всем их стараниям выжили.


Потом эти же слова я услышала уже будучи подростком. Мы с мамой приехали в Киев к двоюродным дяде и тете. В один из дней они повезли нас к Бабьему Яру. Здесь лежат мои прапрадед Герш и прапрабабка Хайка Грановские. Когда фашисты подошли к Киеву, семья решила уезжать. Только старики отказались трогаться с места. Они объяснили свое поведение тем, что один раз они уже попадали в немецкую оккупацию, во время Первой Мировой Войны, не пропадут и сейчас. Однако пришли другие немцы, это была другая война и другая оккупация.


Мой киевский дядя, Альберт Лиммер, учился в военном училище и отвоевал всего один год. Потом всю жизнь преподавал физику в киевской школе. Настоящий подвижник и педагог. Сейчас он живет в Израиле и является одним из руководителей ветеранской организации библейского города Арад. Мой дядя пытался рассказать мне о событиях, произошедших в Киеве, но тогда меня это мало интересовало. Я носилась по склонам и слушала вполуха. И тогда дядя сказал именно эту фразу: «Ради этого мы и воевали. Нас пытались уничтожить, а мы выжили и наши дети ходят по этой земле».

 

продолжение можно прочитать здесь

 






 ПОИСК ПО САЙТУ
 

 ОБЩИНА

 ЕВРЕЙСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА
Алфавитный список
Список по направлениям деятельности

 РЕКЛАМА

 


 ОБЩИНА ON-LINE

 


 ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ТУРИСТОВ

 РЕЙТИНГ В КАТАЛОГЕ
Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru

 ПОДПИСКА НА РАССЫЛКИ

 УЧЕБА ON-LINE
Первоисточники
Курс еврейской истории
Книги и статьи

 НАШИ БАННЕРЫ

190121, Россия, Санкт-Петербург,Лермонтовский пр., 2 Информационный отдел Большой Хоральной Синагоги Петербурга
Тел.: (812) 713-8186 Факс: (812) 713-8186 Email:sinagoga@list.ru

->п»ї